Содержание сайта =>> Российское гуманистическое общество =>> «Здравый смысл» =>> 2006, № 4 (41)
Сайт «Разум или вера?», 16.04.2007, http://razumru.ru/humanism/journal/41/kurguzov.htm
 

ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Осень 2006 № 4 (41)

ЧТО ТАКОЕ ГУМАНИЗМ?

ГУМАНИЗМ И ЭКОЛОГИЗМ

в культуре народов Востока

Владимир Кургузов

 

Оценивая ситуацию современного мира, оказавшегося перед лицом глобальных проблем и острейших противоречий общественного развития, всё большее число учёных и политиков считают, что выход из кризисного состояния возможен лишь на основе поиска парадигм гуманистического развития человечества, необходимости глубинных изменений в сознании людей, формирования гуманитарно-ориентированной культуры в сочетании с экологическим сознанием, прежде всего экологической этикой.

Уже на одной из первых, после учреждения Российского гуманистического общества, международных конференций – «Гуманизм на рубеже тысячелетий: идея, судьба, перспектива» (1997), в работе которой приняли участие более ста российских учёных, а также гости из ближнего и дальнего зарубежья, в центре внимания её участников оказался не только вопрос о создании современной концепции гуманизма, но и была принята во внимание растущая угроза экологического кризиса, ставящего под сомнение дальнейшее существование человечества. Иного и быть не могло, ибо все прекрасно понимают, что вряд ли целесообразно отделять друг от друга проблемы сохранения мира на Земле, утверждения принципов гуманизма и планетарной экологии, поскольку это составляющие одной проблемы – проблемы сохранения человеческого рода.

Известно, что за весь период своей истории человечество пережило почти 15 тыс. войн, в которых погибли 3640 млн. человек и безвозвратно потеряны материальные ценности на сумму 500 квинтиллионов швейцарских франков. Если бы все уничтоженные во время войн ценности обратить в золото, то его хватило бы, чтобы опоясать земной шар по экватору лентой толщиной 10 метров и шириной 8 километров. Причём все предшествующие войны носили неядерный характер и их негативные последствия для экологии были на каждом этапе развития общества соизмеримы с обычным техногенным эффектом. Сегодня ситуация качественно другая: вероятная термоядерная катастрофа представляет собой глобальный экологический, а стало быть, и антигуманистический катаклизм, последствием которого для человеческого сообщества может быть только одно – его гибель.

В одной из своих публикаций проф. В. А. Кувакин подчёркивает, что быть гуманистом – значит выявлять, осмысливать, и по возможности практически реализовать свою человеческую гуманность. Для личности гуманизм – это феномен самосознания, он представляет собою целенаправленное воплощение человеком своей человечности. Полностью соглашаясь с этой мыслью, всё же дополню её. Чтобы иметь возможность выявить и осмыслить собственную гуманность, надо разобраться во многих теоретических проблемах, стоящих на выбранном тобою пути.

Все прекрасно понимают, что вряд ли целесообразно отделять друг от друга проблемы сохранения мира на Земле, утверждения принципов гуманизма и планетарной экологии, поскольку это составляющие одной проблемы – проблемы сохранения человеческого рода.

Нетрудно заметить, что гуманисты придают исключительное значение последовательности мышления и действия. Не случайно они отмечают непоследовательность гуманизма религиозного – на том основании, что человек в нём принципиально вторичен, зависим от высших сил. Это противоречит идее гуманизма о принципиальном равноправии человека и мира, человека и человека, о приоритетности ценности человека по отношению ко всем прочим ценностям.

Однако в плане связи гуманизма и экологии возникают свои вопросы. Что объединяет или разъединяет гуманизм и экологизм, соответственно – гуманитарную и экологическую культуры, если учесть, что человек не только «духовен», но и «природен»? Какие мировоззренческие преграды стоят на пути, например, организационного объединения, сложения усилий международных гуманистических и экологических организаций и почему этого объединения не происходит? Может ли последовательный гуманист быть последовательным экологом и наоборот? Есть ли пределы, мера такой последовательности? Как совместить гуманизм с констатацией столь очевидной опасности бесконтрольного роста народонаселения, если даже простой аборт – безусловно, антигуманный акт? В связи с этим гуманны ли всеобщие призывы к сокращению рождаемости, учитывая, что продолжение рода – это не только «репродуктивная функция», но и, по-видимому, важнейшая человеческая ценность?

Я, например, как человек, разделяющий идеи гуманизма и экологической этики, не могу согласиться с мыслями московского профессора В. А. Зубакова, высказанными им на международном симпозиуме «Проблемы устойчивого развития России в свете научного наследия В. И. Вернадского». «Мы можем и должны, – считает профессор, – начать меняться со своего маленького дома – родного края, своей улицы, нами посаженного дерева и цветка, начать с мысли – как прекратить производство и накопление отбросов вокруг себя, как научиться не потреблять, а творить и беречь». Пассаж, что ни говори, фантастичен и антигуманен одновременно, ибо без потребления человек просто исчезнет как биологический вид. И для того, чтобы потреблять, – необходимо производить.

 

Калидаса

 

Далее В. А. Зубаков предлагает свой, радикальный, с одной стороны, банальный, с другой – весьма сомнительный в гуманистическом отношении вариант развития человечества: «Мы должны не размножаться подобно животным, а воспитывать достойного наследника. Наш ребёнок должен быть лучше нас, жить счастливее нас и уж, конечно, не быть нищим, а потому каждый должен взять табу – не иметь более двух детей. Мы должны действовать, чтобы не погибнуть и быть оптимистами… каждый из нас должен помочь изменить своё мировоззрение двум другим людям, а те, в свою очередь, каждый – двум новым. Этого достаточно, чтобы за жизнь одного поколения мы изменили мир и спасли будущее наших детей и матери-Земли».

Вот такой «оптимизм». У меня, человека, всю жизнь прожившего на Дальнем Востоке и в Забайкалье, просто-напросто язык не повернётся предложить нашим женщинам рожать одного-двух детей. Ну, хотя бы из геополитических соображений, так как в соседнем Китае живут 26 человек на 1 квадратный километр, в Индии – 28, а у нас в Бурятии – чуть более одного. Наоборот, полагаю, надо проводить такую социальную политику, чтобы семьи, проживающие в восточных регионах России, были заинтересованы рожать больше детей. Тем более, что едва ли мы войдём в пресловутый «золотой миллиард» братьев Медоуз.

Другой аспект. Я вполне допускаю, что в принципе можно прожить исключительно на растительной пище, не прибегая к «экологическому греху» – убийству животных. Однако для аборигена Чукотки не «согрешить», не убив моржа, оленя или тюленя, означает не что иное, как обречь на смерть себя и своих близких. Не заканчивается ли в таком случае максималистски понимаемый экологизм – антигуманизмом?

Конфуций весьма точно сравнивал человека с корнями, а общество с листьями дерева, интегрируя тем самым человека и природу – гуманизм и экологизм. Древнеиндийский поэт и философ Калидаса ещё в IV в. отмечал, что «…человек лишь тогда встанет во весь рост, когда осознает достоинство и ценность жизни ему не принадлежащей». Как понимать этот вывод мыслителя-гуманиста? Он относится только к жизни человека или же имеет обобщающий, в том числе и экологический смысл, распространясь на всё живущее на Земле?

В соответствии с западной ментальностью всё зримое в мире должно служить человеку, радуя и ублажая, избавляя его от забот и печалей. В противоположность этому в восточной культуре природа и человек нераздельны. Они представляют собой единую экосистему, где соединены биоценоз живых существ и среда обитания в целостном комплексе, на основе взаимозависимости и взаимопроникновения. Я полагаю, что, как для теории, так и для социальной практики необходимо изучение культурно-гуманистического и культурно-экологического наследия различных этносов и народов планеты, имеющих разнообразный, как позитивный, так и негативный опыт сосуществования с природой.

Кроме того, разработка проблем взаимодействия гуманитарной и экологических культур имеет и собственно культурологическую значимость, являясь определённым вкладом в развитие традиционных для культурологии проблем социокультурного детерминизма, взаимоотношений человека с гуманистическими ценностями культуры общества и окружающей средой. В связи с этим особенно большое значение имеет анализ огромного культурно-исторического опыта сопредельных России народов Восточной и Центральной Азии, выработавших своеобразные методы регуляции взаимоотношений общества и природы, где связующим звеном социокультурного и природного начал выступал прежде всего сам человек. В наиболее концентрированном и теоретически осмысленном виде этот опыт был зафиксирован в таких религиозно-философских, синкретических по своей сути учениях, как буддизм, даосизм и конфуцианство.

Древнеиндийский поэт и философ Калидаса ещё в IV в. отмечал, что «…человек лишь тогда встанет во весь рост, когда осознает достоинство и ценность жизни ему не принадлежащей».

Анализ взаимодействия гуманитарной и экологической культур, очевидно, следует начинать с ответа на принципиально важный вопрос: а что мы, собственно, понимаем под феноменами гуманитарной и экологической культур? Ответ на этот вопрос – «ахиллесова пята» многих наших учебников по культурологии, которых сегодня, кажется, не пишет только ленивый. Словосочетание «гуманитарная культура» хотя и встречается в них довольно часто, но, как правило, лишь в трёх ипостасях: (1) как общее именование нравственной, эстетической и художественной культуры; (2) как аналог понятия «гуманитарное знание»; (3) в декларативно-эмоциональном контексте, как идеал, к которому надо стремиться, т. е. как антипод понятия «техногенная культура». Эти определения «гуманитарной культуры» явно не исчерпывающи. То же самое происходит и с понятием «экологическая культура». Наряду и даже отождествляясь с ним, применяются такие словосочетания, как «экологическая этика», «экологическая традиция», «экологическое сознание», «экологическое мышление», «экология культуры», «экософия» и т. п. Предложим свою версию определения некоторых из этих понятий.

В настоящее время в контексте гуманитарной культуры можно говорить о становлении нового направления гуманитарного знания – экологии культуры.

По нашему мнению, гуманитарная культура – это особого рода система позитивных культурных смыслов, гуманистических ориентаций, способов, действий и их результатов, связанных с пониманием человека как высшего критерия общественного развития. Если культура, взятая в целом, есть совокупный способ и продукт всякой человеческой деятельности, то гуманитарная культура есть совокупный способ и продукт только гуманистически-ориентированной деятельности людей. Она выступает определённым ценностно-ориентационным срезом (аспектом) целостной культуры, а также её структурных частей и уровней. Само собой разумеется, что для гуманитарной культуры далеко не безразлична среда обитания человека, которая может быть как гуманной, так и антигуманной, может помогать человеку в его жизнедеятельности, а может и угрожать его существованию как социо-биологическому виду. Всё это объективно сближает гуманитарную культуру с экологической, обусловливает их синергизм. В последние годы в отечественной культурологии стал широко применяться термин «экософия» (Шилин, Винокурова, Лапина и др.). Правомерность использования этого понятия и соответствующих ему дефиниций не вызывает сомнений, так как в них справедливо подчёркивается более высокая степень экологичности традиционных культур Востока по сравнению с экофобными тенденциями западной культуры. В то же время нельзя не заметить, что термин «экософия», делая упор на сугубо философских, теоретико-методологических аспектах осмысления проблем взаимодействия человека, общества и природы, несколько сужает рамки рассматриваемых нами феноменов, не уделяя должного внимания многим другим явлениям культуры, непосредственно связанных с регуляцией экологического сознания и поведения человека в традиционных культурах, что связано с понятиями этногуманитарной культуры, этнопедагогики, этноэкономики, культуры психической деятельности и т. д.

Под экологической традицией мы подразумеваем определённый исторически сложившийся тип отношения человека к природной среде, формируемой данной культурой, функционирующей в качестве норм, идеалов, стереотипов мышления и поведения, ценностно-ориентационных структур, передаваемых из поколения в поколение.

Как представляется, понятия «экологическая культура», «экологическая традиция» в данном контексте более предпочтительны, так как они точнее и полнее характеризуют все аспекты рассматриваемого явления, т. е. философские, теоретические, также как и практические, прикладные, эмоционально-психологические, морально-этические, воспитательные, юридические, политические, экономические и т. д.; это в определённой мере сближает эти понятия с понятием «гуманитарная культура». Очевидно, правомерно говорить об экологической культуре как относительно автономном элементе каждой культурной традиции, ответственном за формирование определённого типа отношений человека к природной среде и регулирующим взаимодействие общества (культуры) и природы. Этот феномен включает в себя философские, религиозные и другие теоретические представления экологического характера, практические методы реализации этих представлений во всех видах жизнедеятельности человека, а также продукты этой деятельности.

Под экологической традицией мы подразумеваем определённый исторически сложившийся тип отношения человека к природной среде, формируемой данной культурой, функционирующей в качестве норм, идеалов, стереотипов мышления и поведения, ценностно-ориентационных структур, передаваемых из поколения в поколение. При этом, если исходить из понимания культуры как меры овладения человеком самим собой и своим собственным отношением к природе, экологическую культуру следует считать важнейшей, неотъемлемой составной частью культуры вообще и гуманитарной культуры в частности, необходимым условием её существования и развития. Другой вопрос – насколько уровень развития каждой культурно-исторической общности отвечает этим требованиям и какое место общечеловеческий критерий экологичности занимает в ценностном основании данной культуры.

 
 

На круглом столе «Взаимоотношения через диалог». Токио, 2000 г.

В настоящее время в контексте гуманитарной культуры можно говорить о становлении нового направления гуманитарного знания – экологии культуры. В России этот термин ввёл в научный оборот академик Д. С. Лихачёв, считая, что «в науке об экологии должен быть раздел о культурной среде, изучающий нравственное значение и влияние на человека всей культурной среды, во всех её взаимосвязях». Параллельно с таким пониманием экологии культуры в Западной Европе и США несколько раньше получила достаточно широкое распространение так называемая kultural ekology, составляющая раздел экологии человека, – наука на стыке экологии, культурологии, антропологии и психологии. В данной области знания в настоящее время ведутся исследования влияния экологии на культуру и процессы культурной адаптации человека. Как видим, несмотря на различие этих подходов в основе обеих позиций лежит единое стремление преодолеть ставшее традиционным противопоставление cultura – natura.

Проблема целенаправленного осмысления, понимания процессов взаимодействия человека и природы, очевидно, возникла тогда, когда человек средневековой Европы признал, что он – цель творения. Всё в мире было создано Богом специально для него. Однако грехопадение изгнало человека из рая, и он был обречён «в поте лица своего добывать хлеб насущный». Грехопадение внесло порчу и разделение в человеческий мир, он наполнился враждой, насилием, смертью. Не случайно в средневековом сознании различаются два аспекта: религиозно-мистический и рационально-прагматический. Дух просветлённого человека принадлежит Богу, а тело его предрасположено к греху. В восточной же культуре человеческое непосредственно перетекает в природное, а природа проявляется в человеке.

Соответственно и основной вопрос философии – вопрос о душе – в западном и восточном типах культуры рассматривается совершенно по-разному. Исходные позиции рассуждений о витальных явлениях почти не имеют точек соприкосновения. Если в Европе, как говорил Фауст, «душа есть то, что можно взять руками» (отсюда вывод, что нематериальной души не существует), то на Востоке душа – неоспоримая истина.

Взять, например, учебник «Естествознание» для первого класса трехлетней начальной школы (М, 1995. С. 5). Он открывается фразой: «Живая и неживая природа». Тем самым как бы отрицается понятие природы как единого организма. Но разве может быть природа неживой, мертво-статичной? И разве не «неживая» субстанция породила из себя жизнь? В чём смысл этого деления?.. Также и в книге для первоклассника (Плешаков А. А. Мир вокруг нас. М., 1995), рекомендованной Министерством образования РФ, говорится: «Природа бывает живая и неживая. Солнце, воздух, вода, полезные ископаемые – это неживая природа. Растения, животные, человек – живая природа». Уже на этих «детских» примерах мы видим, что в западной культуре, по сути дела, отрицается субстанциальное единство природы. К тому же на мир природы и Вселенную в целом здесь переносится иерархическая структура европейского средневекового мышления: например, у дерева (живая природа) статус выше, чем у камня (природа неживая), у животного – выше, чем у дерева, у человека – чем у животного и т. п. Такая установка исключает видение единого целого во всех проявлениях в пространстве и времени. В культуре же Востока изначально заложено понимание всеединства. Здесь все явления предполагают взаимовлияние и взаимопроникновение. Природа в восточной культуре – сущность естественного.

Установки западной культуры зиждутся на эгоцентрическом сознании «Я». Природа здесь рассматривается лишь как кладовая ресурсов и средств производства. Этим нарушается принцип коэволюции – гармонии природы и общества, игнорируется их взаимодействие. Истоки эгоцентристского сознания, столь зловеще проявившись в XX в., берут начало ещё в глубине европейского средневековья; неотъемлемым компонентом европейской ментальности стали идея борьбы и победы человека над враждебными силами природы. Не стоит и повторять, что восточная ментальность исходит из противоположных установок. Различие исходных позиций, естественно, ведёт к различным социально продуцируемым мировоззренческим стандартам.

Известно, что природно-климатическая среда формирует образ жизни народов и обусловливает тот или иной комплекс поведенческих норм, отвечающих их жизненным интересам. Народы Центральной Азии и Дальнего Востока в течение тысячелетий выработали свои приёмы взаимодействия человека и природы. Однако, к сожалению, в сегодняшней науке ещё только обозначается тема кочевой жизни, кочевой культуры, экономики, кочевого мировоззрения. А тема эта совсем не простая, здесь есть о чём помыслить и философам, и историкам, и культурологам, и экономистам.

Единство и взаимосвязь гуманитарной и экологической культур отчётливо просматривается в буддизме махаяны, конфуцианстве, даосизме и чань-буддизме, ибо человек в них рассматривается не как особое, стоящее над природой существо, а как представитель всей совокупности живых существ.

Единство и взаимосвязь гуманитарной и экологической культур отчётливо просматривается в буддизме махаяны, конфуцианстве, даосизме и чань-буддизме, ибо человек в них рассматривается не как особое, стоящее над природой существо, а как представитель всей совокупности живых существ. Буддизм, например, основополагающим принципом которого являлось ненасилие по отношению к живым существам и всей остальной природе, признавал допустимость совершения «не благих», греховных, с точки зрения буддистской этики, деяний, если они направлены на поддержание жизнедеятельности людей, а в конечном счёте – на возможность продолжения человеческого рода, этого важнейшего критерия гуманизма. Последователи буддизма старались избегать крайностей бережного отношения ко всему живому (когда, скажем, аскет умирает от голода, чтобы не нарушить принцип ненасилия) и придерживались принципа «срединного пути», по мере возможности стараясь щадить природу и в то же время мудро признавая тот неопровержимый факт, что человек не может выжить в более трудных, чем на родине буддизма (в Индии), природных условиях, не убивая и не поедая живые существа. Природа рассматривалась буддистами как равноправный во всех отношениях партнёр в определённой системе взаимоотношений, несущий равную «кармическую» ответственность за выживание всей совокупности живых существ и за конечное спасение всего мироздания от страданий в мире («санеары»), а это означало, что и она должна, в случае необходимости, жертвовать собой ради спасения человека. Человек же должен понимать, что, нанося урон природе, он ранит самого себя, и если он всё-таки причинил ей какой-либо ущерб, то только исходя из объективных и непреложных потребностей.

Несмотря на различия в понимании взаимоотношений природы, общества и человека у конфуцианцев, даосистов и чань-буддистов, именно такая включённость экологических традиций в систему мировоззрения и практики, их согласованность с принципами гуманизма определяли их действенность и влияние на развитие традиционной культуры народов индо-буддистского и китайско-конфуцианского ареала, в том числе этносов Сибири и российского Дальнего Востока.

 

Top.Mail.Ru Яндекс.Метрика