ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Весна 2010 № 2 (55)

ТРИБУНА ОППОНЕНТА

Михаил Конашев

Казалось бы, нет ничего лучше и привлекательнее гуманизма. Нет учения (и мировоззрения) благороднее и человечнее, нужнее человеку и человечеству. Да вот закавыка: сейчас, как и много лет назад, почему-то плохо он приживается как на российской, так и на зарубежной почве. Два тому примера.

Пример исторический. Международный гуманистический и этический союз (МГЭС) существует уже более 50 лет ¹, но гуманизм, им отстаиваемый, не то что с какой-либо религией или идеологией, но и с каким-либо интеллектуальным или общественным движением по масштабу, авторитету и значимости, увы, не сравнить. Эта проблема «невосприимчивости» гуманизма в его колыбели – на Западе – волнует и тамошних сторонников и проповедников гуманизма (так что наши отечественные «озабоченные» в этом смысле далеко не так одиноки, как им кажется). Именно она не раз была причиной периодических кризисов движения гуманистов, как входивших, так и не входивших в МГЭС, как в национальных, так и в международном масштабе ².

Пример текущий. В 2003 г. на страницах журнала «Здравый смысл» состоялся обмен мнениями между Г. Г. Шевелёвым и В. А. Кувакиным, вызванный как раз тем, что на российской почве гуманизм, несмотря на все усилия РГО, тоже как-то плохо приживается. Отвечая коллеге, В. А. Кувакин с этим согласился, правда, лишь в отношении настоящего, а в «светлом будущем» гуманизма в России он уверен и смотрит в оное с оптимизмом, как и полагается оптимистическому гуманисту ³. Оба называют много причин такого отношения к гуманизму и РГО, но все они, так сказать, вторичны.

В чём же действительная причина «нелюбви» россиян к гуманизму? Ответ почти очевиден, если приглядеться к простой и главной «вещи» – к соотношению гуманизма и действительности, или, говоря обыденным языком, гуманизма и жизни. Каждый здравомыслящий человек согласится, что в своей жизни, прежде чем последовать чьему-то совету или рекомендации, он, так сказать, проверит этот совет или рекомендацию (будь то просто совет друга что-то купить или сделать или совет какого-либо финансового или медицинского эксперта, например, покупать или не покупать акции, принимать или не принимать то или иное «чудодейственное» средство). То же и с приобретением (употреблением) какого-либо духовного продукта, будь то секта наступающего Судного дня (конца света) или снятия сглаза. Человек употребляет тот или иной продукт – неважно, материальный или духовный – лишь будучи уверен или думая, что он уверен, в его полезности и пригодности.

Более того, если полезность или пригодность данного продукта несомненна и высока или очень высока, появляется и высокий спрос.

Разумеется, у этого простого правила, как и всякого другого, есть и масса исключений, из которых в данном случае в первую очередь важны следующие два.

Исключение первое. Далеко не всегда человек употребляет тот или иной продукт, будучи действительно уверен в его нужности, полезности и т. д. Пример относительно недавнего прошлого – приобретение большим количеством людей акций пресловутого МММ. Но это скорее глупость, а не здравый смысл. Как раз здравомыслящему человеку было бы понятно, что столь высокий процент может давать только аферист, неважно, индивидуальный или корпоративный.

Исключение второе. Не всякий продукт, разбираемый людьми, есть продукт действительный. Религия, как и наркотики, – на самом деле псевдопродукт. Но дело в том, что, даже будучи псевдопродуктом, он удовлетворяет некую действительную, а не псевдопотребность. А часто именно поэтому – как в случае и с религиями, и с наркотиками, – он только и может её удовлетворять, ибо действительный, а не псевдопродукт, либо не может её удовлетворить, либо такой продукт просто не может существовать. Так, все горести и несправедливости этой жизни никак не устранишь на земле, поэтому – пусть будет хоть слабое, но утешение, что человеку воздастся на том свете.

В обоих исключениях человек обманывается, принимая псевдопродукт за продукт действительный. Так или иначе, во всех случаях результат один: реального продукта никто не получает. Христианская любовь может быть за гробом, но не в реальной жизни, где вместо любви верующий часто получает ненависть и все прочие «прелести общения» со своими же братьями во Христе.

Невосприятие или неупотребление гуманизма означает, что гуманизм не является ни действительным, ни псевдопродуктом, пригодным для обычной, реальной жизни. Он не может удовлетворять потребность как псевдопродукт, ибо в отличие от религии таковым не является. Ведь он не обещает, что кому-то что-то воздастся потом. Напротив, он говорит – и не надейтесь на это. Следовательно, те, чьи действительные потребности могут быть в настоящее время удовлетворены (в силу особых наличных в настоящее время условий) лишь псевдопродуктами, в гуманизме не нуждаются. Хуже того – поскольку они нуждаются (в силу все тех же условий) как раз в псевдопродуктах, а гуманизм их фактически отнимает или намеревается отнять (что часто уже одно и то же, ибо он развенчивает претензию псевдопродуктов на их подлинность, действительность), гуманизм становится их врагом, тем, что раздражает и требует уничтожения.

Но он не может удовлетворить и подлинную потребность – в действительно человечном общении, в действительном гуманизме, ибо ей и её удовлетворению, то есть человечному отношению к человеку, нет места в реальной действительности. Гуманизм не может быть реализован, поскольку действительность антигуманистична, она его отторгает, несовместима с ним. Таким образом и получается этот кажущийся парадокс: самое нужное на самом деле не нужно. На обыденном языке он выражается также в противоречии: все хотят, чтобы к ним относились по-человечески, но далеко не все, не всегда и не везде относятся к другим по-человечески. Отсюда же и другой парадокс (тот же, но в другой форме, выражении): отсутствие популярности гуманизма, потребности в его употреблении на практике, в жизни как раз и является доказательством антигуманистичности этой жизни. Какой смысл в вещи, если ей нет места в жизни, если она бесполезна, или, того хуже, фактически вредна? Примеров бесполезности, ненужности и, в определенном смысле, вредности (себе будет дороже) применения гуманизма в жизни – сколько угодно.

Так что напрасно сетовать на россиян, не понимающих своего блага от гуманизма. Они бы, может, и рады его получить, но всё дело в том, что он это благо не даёт и дать не может. Это все равно, что желать проехаться на машине, у которой всё вроде на месте, а двигатель не работает или не крутятся колеса. А может, и колеса есть, и двигатель работает, но не купить настоящего бензина, и дороги такие, что на этой машине и от дома-то не отъедешь.

Подытожим ещё раз. Сам по себе гуманизм вроде и не плох. В конце концов, наверное, мало кто откажется относиться к другому по-человечески, если этот другой также по-человечески будет относиться к тебе. Да вот маленькая трудность: а будет ли, где гарантия? Как бы тут не опростоволоситься. Таким образом, гуманизм не стыкуется с действительностью, не пригоден в его нынешнем виде к нынешней действительности. Он находится в противоречии с ней. И чтобы он все-таки стыковался, нет другого пути, как разрешить это противоречие. Все прочие попытки, коих было немало и в истории светского гуманизма, и в истории христианства, заканчивались ничем. Разрешить же его можно двояко: либо приведя гуманизм в соответствие с действительностью, либо приведя действительность в соответствие с гуманизмом. Но при нынешнем состоянии и гуманизма и действительности, ни то, ни другое невозможно.

Если привести гуманизм в соответствие с действительностью, он перестанет быть гуманизмом, ибо последняя, как мы убедились выше, антигуманна. Привести же действительность в соответствие с нынешним гуманизмом невозможно, ибо он, нынешний гуманизм, недействителен, попросту говоря непрактичен, нежизнеспособен, то есть, неприменим в жизни. Круг замкнулся. И в итоге получили даже более худший результат: если гуманизм не может быть применим в жизни, не может стать в реальной действительности гуманизмом, оставаясь им лишь на словах, гуманизмом-декларацией, гуманизмом-благим пожеланием, то он действительно не гуманизм, а нечто иное. В лучшем случае – лишь потребность гуманизма, желание, жажда его, стремление к нему, наконец, некое должное, некий идеал. В среднем случае – это маниловщина. В худшем – благое намерение, ведущее в ад, двойной псевдопродукт, ибо он псевдопродукт, выдающий себя (в отличие от религии) за продукт действительный.

Разрешим ли этот парадокс? Хотя бы чисто логически? О чём ещё говорит невостребованность, неупотребление гуманизма? Только что выяснили – о его недействительности. Значит, чтобы дать, вернуть гуманизму востребованность, надо придать ему действительность, практичность. То есть привести его в соответствие с самой действительностью, с самой жизнью. И опять – как будто парадокс. Как это сделать, если действительность антигуманна, ведь тогда (см. выше) мы и гуманизм превратим в антигуманизм. А если действительность уже гуманна, то есть в ней уже наличествует гуманизм как действительное отношение между людьми, то он и вовсе не нужен.

Очевидно, что этот парадокс может быть разрешим, если гуманизм становится действительным, а действительность становится гуманной. Что-то может чем-то стать либо само по себе, либо если кто-то его сделает таким. Сама по себе, так сказать, автоматически, действительность гуманнее не станет. Только человек (или кто-либо за него) может сделать её таковой. Но чтобы сделать её гуманной, он должен сам быть гуманным, так сказать, привнести гуманность в неё. И вот тут, казалось бы, логическая ловушка, ещё одно противоречие, ещё один парадокс, но такой, разрешение которого, однако, и является разрешением всей головоломки. Дело в том, что человек не может привнести извне гуманность в действительность (добавить извне), ведь он уже и так, причём, постоянно находится в ней. Более того, он не просто часть этой действительности, он сам есть действительность, он слит, неразделим с нею. Изменяя действительность, он изменяет себя, а изменяя себя, он изменяет (тем самым) и действительность.

Следовательно, только очеловечивая действительность, он очеловечивает и себя, а, очеловечивая себя, он очеловечивает и действительность. То есть очеловечивание действительности и очеловечивание человека совпадают, и не просто тождественны, это один и тот же процесс. Исторически так оно и было: человек из животного становился человеком, преобразуя «под себя» действительность, и одновременно, в ходе этого преобразования действительности, преобразуя себя «под себя» как человека (уже как человека).

«Хитрость» тут в том, что всякое очеловечивание есть преобразование действительности и самого человека, но не всякое преобразование и того и другого есть очеловечивание. Только определённое преобразование действительности и человека есть очеловечивание действительности и очеловечивание человека. Таким образом, гуманизм должен найти и показать человеку, какое именно преобразование может сделать его применимым в действительности. Только то, которое сделает действительность гуманной. Следовательно, гуманизм должен дать знание о подлинной природе как действительности, так и человека. То есть о том, что есть гуманного и антигуманного в действительности и в человеке, и в его деятельности, чем и то, и другое порождается, т. е. вскрыть теоретически противоречие человека и его деятельности и снять практически это противоречие.

В противном случае – не вскрывая действительное противоречие и не снимая его практически, то есть через преобразование самой действительности – гуманизм при всех его благих намерениях остаётся пустой декларацией, сказочкой о том, как хорошо было бы, если бы…, т. е. заблуждением, иллюзией или, того хуже, намеренным и злостным обманом, ничуть не лучше любого другого: религиозного, политического или личного.

Увы, сознательно или нет, но гуманизм РГО, похоже, есть гуманизм именно такого рода. И в этом смысле он ничуть не лучше христианского или любого другого морализаторства, которое говорит человеку каким он должен быть (согласно заповедям Господа, предков, любящих родителей, идеологов светского гуманизма и т. д.), но ничего не говорит о том, как он может стать таким в том реальном мире, какой есть, и каким образом он может преобразовать этот мир и самого себя так, чтобы и мир, и он сам стали человечнее.

В самом деле, в каком «интересном положении» оказывается человек, не просто обративший внимание на гуманизм РГО, но и поверивший или, лучше сказать, согласившийся с тем, что гуманизм и гуманист хорошо, а негуманизм и негуманист – плохо? В печальном, если не сказать – в тяжёлом или даже безвыходном. Что реально предлагают ему гуманисты РГО? Проникнуться сознанием того, что гуманизм это хорошо и пытаться убедить других в том же. Но есть ли у него шансы убедить других, выражаясь религиозным языком, «обратить в свою веру?» Вряд ли они больше, чем у его конкурентов из разных конфессий и иных духовных и бездуховных течений. Но даже если предположить, что он и его «единоверцы» обратят большинство, станет ли на самом деле мир гуманнее? Тоже вряд ли. Так же как мир не стал гуманнее от того, что большая его часть верила в ту или иную религию. Как христианская заповедь «не убий» не предотвратила реальные убийства, так и гуманистический принцип ценности всякой человеческой жизни не предотвратит насилие. Ибо в обоих случаях человек остаётся в неведении относительно подлинных причин преступлений в частности и зла в целом.

Гуманизм РГО не объясняет, откуда берётся это зло, и не объясняет, как искоренить его. Ни в программе РГО, ни в гуманистических манифестах, ни в учебниках РГО на этот счёт нет ни слова. А как же утверждения насчёт «гражданского общества», плюрализма и т. п. в этих документах? Да никак. Они имеют такое же отношение к реальному положению вещей, какое критикуемая в пух и прах гуманистами РГО астрология имеет к реальным судьбам людей. Хуже того, они как раз являются в свою очередь очередным заблуждением нескольких лиц, ставших по тем или иным причинам приверженцами неолиберальных доктрин и не ведающих или не желающих ведать, что ещё их предшественницы – либеральные доктрины прошлого (20-го) и позапрошлого (19-го) веков – были развеяны в пух и прах и теоретически, и практически, то есть самой жизнью. Сам факт революции 1917 г., которая так несимпатична такому неолибералу, разбивает в основании ту либеральную (и неолиберальную) доктрину, которую он объявляет ни много ни мало «феноменом гуманизма». Как разбивает её и пресловутый «феномен гуманизма» каждый факт современной российской действительности, будь то арест бизнесмена Ходорковского или скандал с артистом Киркоровым.

Нет, не в развитии «гражданского общества», а в его снятии, преодолении состоит задача подлинного, практического гуманизма. Но чтобы решить эту задачу, нужно сделать очень и очень много. Нужно понять действительность во всей её противоречивой глубине и многообразии, включая её предысторию (то есть историю её становления такой, какой она есть на данный момент), нужно объяснить её, и нужно, наконец, предложить такой механизм её преобразования, который сможет при данных условиях обеспечить желаемый и действительно возможный результат.

Во всех этих отношениях пока что не сделано ничего или очень мало. Но когда-то надо опять начать двигаться в правильном направлении. Тут сам гуманизм, в одиночку, многого не добьётся, далеко не уйдёт. Чтобы разобраться в мире и в человеке, ему нужны знания и содействие очень многих, по сути, всех специалистов и даже более того – всех людей, то есть опыт и знания всего человечества. Его собственное знание, его специализация – это оценка всего и вся через призму человечного человека («человек есть мера всех вещей»). Это и очень мало, и очень много одновременно.

Это очень много, потому что, если не пропускать тот или иной предмет, независимо от его формы и содержания, через призму человечного, он остаётся индифферентным, безразличным, а то и враждебным по отношению к человеку, является или может стать бесчеловечным. Простой пример: можно применять нож для нарезки сыра, а можно – как оружие. Скальпель, созданный для спасения жизни, может быть использован, чтобы отнять её, следовательно, создание скальпеля должно сопровождаться и созданием устройств и процедур (технических и общественных), предотвращающих его использование как орудия убийства.

Рассмотрение всего и вся с точки зрения соответствия человеку, с точки зрения потенциальных и актуальных гуманных и негуманных возможностей, тенденций и перспектив существования и развития – это много. Это важно. И этим пока почти никто не занимается напрямую. Только опосредованно, как тогда, когда всё же рассматривают, например, экологические последствия строительства чего-либо.

Это и очень мало, ибо пока в этом отношении гуманизм – это дилентантизм. Есть ли теория становления, развития человечного и бесчеловечного в человеке (как индивиде) и в обществе? Нет. Есть частицы знания о человеческом в человеке, которые уже добыты человечеством за весь предшествующий период, но они рассеяны по разным наукам – от психологии индивидуального развития до политэкономии и эволюционной теории – и искусствам – от художественной литературы до искусства приготовления пищи.

Подытоживая.

Большое не исключает малого. Большое (например, знание политэкономии) развивается своим путём и требует своих усилий, но при этом оно не только сосуществует, но и помогает малому (психологии личности). После Гегеля, Маркса и Ильенкова понятно, какой может и какой не может быть личность и психология личности, индивида в «гражданском обществе». Это знание («политэкономическое» о гражданском обществе) помогает и психологии отдельной личности. Причём в сегодняшней, каждодневной жизни. Но как? Ведь на трансформацию «гражданского общества» уйдут десятилетия или столетия, масштаб более срока жизни отдельной личности. С одной стороны, не разрешая главной проблемы, главного противоречия, это знание даёт человеку всё же более близкую к действительности, более отражающую реальное положение дел картину. И тем самым оно даёт опору человеку, убеждение в том, что он прав. Ведь это – не его «злая», внеисторическая, неизменная трагическая «природа», а конкретное данное состояние его самого и общества в данный момент эволюции (истории). С другой стороны, оно позволяет искать пусть не кардинальных, но сиюминутных, так сказать, «коньюнктурных» (то есть возможных здесь и сейчас) механизмов защиты, сохранения и развития человеческого в себе и в обществе при данных, подчас крайне неблагоприятных, бесчеловечных условиях и обстоятельствах.

Ключевой пункт – два соотношения гуманизма и действительности.

Первое – логическое: как они в принципе, по определению, соотносятся и могут соотноситься. Второе – историческое: как на самом деле соотносились и соотносятся исторические формы гуманизма и исторические формы действительности (в случае политики – исторические формы политики).

При этом главная цель – преодоление несоответствия, расхождения гуманизма и действительности, преобразование античеловечной действительности человечными способами в человечную действительность.

¹ Международный гуманистический и этический союз (International Humanist and Ethical Union, IHEU) был учрежден в 1952 г. в Амстердаме, где состоялся 1-ый конгресс этой организации, (http://www.iheu.org)

² См. например: Кичанова И. М. Идейные позиции и принципы международных организаций свободомыслящих и гуманистов (Всемирный союз свободомыслящих. Международный гуманистический и этический союз // От Эразма Роттердамского до Бертрана Рассела (Проблемы современного буржуазного гуманизма и свободомыслия). М.: Мысль, 1968. С. 19 – 76.

³ См.: Шевелёв Г. Размышления загрустившего оптимиста // Здравый смыл. 2003. № 4. С. 39 – 41.; Кувакин В. А. Гуманизм – упорный труд человечности (Ответ коллеге по РГО) // ibid. С. 41 – 42.