СКЕПТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА СОБЫТИЯ 11 СЕНТЯБРЯ

Как можно справиться с терроризмом
реагируя более рационально

Кларк Р. Чапмен, Ален У. Харрис

(Skeptical Inquirer, № 5 сентябрь-октябрь 2002)

По прошествии года, мы исследуем общественную реакцию на события 11 сентября в контексте других возможных причин гибели людей. Цель террористов – нанести максимальный ущерб, посеяв иррациональные страхи в широких слоях населения. Одно из средств защиты – научиться рассматривать подобные ситуации более объективно.

Человеческим существам естественно ценить каждую жизнь и соответственно относиться к каждой смерти. Но прежде чем мы доживаем до своего «естественного» конца, мы рискуем погибнуть от множества причин – войн, болезней, убийств, несчастных случаев, природных катастроф. Некоторые безвременные смерти шокируют нас значительно больше, чем некоторые другие. Потрясенные 2800 фатальными исходами во Всемирном торговом центре 11 сентября 2001 года, мы едва вспоминаем о 20000 жертв землетрясения в Индии, случившегося в том же 2001 году. В данной работе мы хотим показать, что неадекватная общественная реакция на события 11 сентября нанесла столько же вреда человеческим жизням и собственности, сколько непосредственно нанесло его разрушение зданий Торгового центра. Американцы могли бы эффективнее бороться с терроризмом, научись они реагировать на злодеяния подобного рода более трезво. Мы имеем в виду не тот понятный животный страх инеобходимые предосторожности, предпринятые в часы и дни, непосредственно следующие за 11 сентября, когда еще не исключены были повторения подобных или еще худших атак, – все это было естественно. Однако, по мере приближения годовщины событий 11 сентября, становится явно, что наши государственные приоритеты так и остались радикально смещенными в сторону национальной самообороны и борьбы с терроризмом, в ущерб объективно более важным общественным нуждам. Пока мы одержимо и не считаясь с затратами боремся за внутреннюю безопасность и тщимся уничтожить террористические группировки во всем мире, мы, по существу, льем воду на мельницу самих террористов.

Ежемесячно, включая сентябрь 2001, список жертв дорожно-транспортных происшествий в США превышает список погибших во Всемирном торговом центре (ВТЦ), Пентагоне и четырех рухнувших лайнерах вместе взятых. Точно также как и погибшие в ВТЦ пожарники и работники ресторанов, жертвы обычных дорожных аварий последнего сентября имели семьи, друзей и важные деловые обязательства, точно также они пользовались уважением в своих кругах и церковных приходах. Их дети также остались без одного или обоих родителей, причем значительно менее обеспеченными, чем семьи жертв 11 сентября, получившие 1,5 миллиона долларов только от одного федерального правительства. Жертвы 11 сентября погибли от преступного терроризма, впрочем, осложненного нашим плохим владением ситуацией, неэффективной системой безопасности аэропортов и отсутствием многих необходимых мер, которые, как мы надеялись, нас защищают. Но, хотя человеческие смерти в сентябрьских автокатастрофах и не были результатом чьего‑то злого умысла, они тоже не были «естественными»: большинство из них явились следствием индивидуальных, корпоративных и социальных решений, касающихся системы обеспечения безопасности движения, законов о нахождении за рулем в нетрезвом состоянии, непродуманного дизайна автомобилей и так далее.

Несбалансированность

Почему события 11 сентября привлекают наше внимание больше, чем столь же значительные национальные потери в автокатастрофах или жертвы индийского землетрясения? Скажут – «О, одно дело стихийное бедствие, когда никто не виноват и ничего нельзя поделать, и другое – события 11 сентября, бывшие следствием злого умысла». Однако будь качество строительства в Индии повыше, тысячи людей могли бы остаться в живых. А что до наличия злого умысла, то почему мы забываем о тех 15000 американцах, что ежегодно становятся жертвами убийсгв? Очевидно, тут дело не в числе погибших и не в одновременности их гибели, даже и не в том, что они были убиты сознательно. Мы зациклились на 11 сентября, конечно же, потому, что это были именно террористические вылазки, и они глубоко запечатлелись в нашем сознании благодаря ежечасным сводкам новостей. Наши страхи еще усилились, когда полдюжины человек умерли от сибирской язвы. Граждане явно поддерживают внезапное и массированное смещение национальных приоритетов после 11 сентября. Спрашивается –почему?

Представьте себе, что мы отреагировали на события 11 сентября так же, как на гибели в сентябрьских автокатастрофах. Это не уменьшило бы компенсаций убытков и выплат семьям погибших в ВТЦ. Но не были бы потрачены миллиарды на поддержание авиалиний. Благотворительность на местах не пострадала бы из‑за переадресовки пожертвований в Нью-Йорк. Конгресс мог бы принять закон о лекарственных средствах, как это намечалось до 11 сентября. Батальоны национальных гвардейцев могли бы не покидать места своей постоянной службы для того только, чтобы создать видимость своего присутствия в аэропортах. Нация в целом могла бы избежать депрессии, отрицательно сказывающейся на экономической и деловой активности и, соответственно, на потребителе. И ФБР могло бы сосредоточить свои силы не столько на терроризме, сколько на наглых злоупотреблениях «белых воротничков». Хотя некоторые нехитрые меры (например, укрепление дверей кабин самолетов) и стоило бы предпринять, что уменьшило бы число известных «типовых» преступлений, а возможно, облегчило бы и борьбу с возможными в будущем терактами. Мы полагаем, что чрезмерные усилия власти во многом неэффективны, слишком дорогостоящи для того, чтобы можно было их продолжать, а то и полностью не адекватны.

Некоторые политические деятели отчасти сознавали это, когда после 11 сентября убеждали американцев вернуться к своим повседневным заботам, ибо «иначе террористы, – как они говорили, – одержат победу». К сожалению, ими двигало скорее стремление снизить убытки транспортной индустрии, чем глубокое понимание того, как следует реагировать на проявления террора. Мы тоже призываем людей «вернуться к нормальной жизни». Мы полагаем, что экономический и моральный ущерб, нанесенный событиями 11 сентября и который сказался на жизни каждого американца, явился следствием главным образом нашей собственной реакции на эти события и последующие случаи сибирской язвы, и объективно не был столь огромным. Мы сознаем, что это наше предположение удивит многих читателей, и не питаем иллюзий относительно того, что естественная человеческая реакция на подаваемые телевизором образы терроризма может быть разумно скорректирована. Как и все, мы были в ужасе при виде самолетов, врезавшихся в небоскребы, и сочувствуем жертвам ВТЦ. Но сообщество скептиков могло бы выработать более объективную и трезвую позицию в отношении того, как жить после 11 сентября. Гражданам следовало бы научиться подходить более конструктивно к возможным проявлениям террора, и увязывать угрозу терроризма с другими национальными приоритетами. Побороться с нашей эмоциональной уязвимостью, может быть, столь же важно, как победить Аль‑Каиду.

Сама идея терроризма состоит в том, чтобы антиобщественные акции малого числа злоумышленников вызывали непропорционально бурный ответ. Минимизируя наши негативные реакции, мы могли бы препятствовать целям террористов эффективнее, чем только вступив с ними в войну или увеличивая расходы на самооборону. Мы отнюдь не «перекладываем вину с террористов на их жертвы». Нет – мы хотим, чтобы мы, граждане, будущие мишени террористов, стали сильнее. Согласно знаменитому выражению Франклина Рузвельта, «единственное, чего надо бояться, – это самого нашего страха». Мы хотим способствовать общему пониманию того, что террористы не смогут победить, если мы сумеем побороть наши опасения перед ними и реагировать на возможные проявления терроризма более трезво. Не исключено, что добиться этого нереально, но человеческие существа чаще оказываются в выигрыше, когда руководствуются разумом вопреки тяжелым эмоциям, как бы сильны и оправданы те ни были.

Смерть и статистика

Верно, что одна-единственная случайная или несвоевременная смерть – это уже слишком много. Соответственно, 20000 смертей – еще в 20000 раз хуже. Но наше сознание воспринимает это иначе. Вспоминая всенародную скорбь, вызванную известием о 6500 погибших в ВТЦ, можно было бы ожидать всеобщего торжества, когда в конце октября выяснилось, что несколько меньше половины этого числа все-таки выжили. Но газетных и журнальных заголовков типа «3000 жертв ВТЦ остались в живых!» не было. Хорошая новость прошла практически незамеченной. Еще и несколько недель спустя многие – в том числе и секретарь по национальной безопасности Дональд Рамсфельд-продолжали говорить о «более чем 5000 жертв» 11 сентября.

Для ученых, исследующих законы восприятия опасности, это – естественное человеческое поведение. Мы произошли от первобытных пещерных жителей, каждый из которых мог лично знать не более нескольких сотен человек из своей местности. Всего несколько поколений назад, новости из других стран попадали к нам от случая к случаю, морским путем; большинство людей жили и умирали на пространстве радиусом не более нескольких миль от того места, где рождались. Любые случавшиеся трагедии касались хорошо знакомого, живущего неподалеку человека. С наступлением информационной глобализации, весь мир – а не только наше окружение – вошел в наши умы. Но наш мозг не развился до того, чтобы воспринимать каждого из 6 миллиардов населяющих Землю человек по отдельности. Лишь тогда, когда средства информации выделяют кого‑то персонально из безликой массы – наше сердце и ум начинают воспринимать ситуацию одинаково.

Когда авиалайнер терпит крушение и репортеры рассказывают об отчаянии жертв или передают последний телефонный звонок погибающего туриста, наши головы перестают мыслить статистически. Мы представляем самих себя в том самолете, или едущими в справочную аэропорта, где было объявлено, что самолет, в котором летел любимый нами человек, к месту назначения не прибыл. В настоящее время в Америке совершается 30000 коммерческих полетов ежедневно. В 2001 году, без учета событий 11 сентября и 12 ноября (когда потерпел крушение авиалайнер в Куинсе, штат Нью-Йорк, унеся жизни большего числа людей, чем все четыре авиалайнера 11 сентября вместе взятые), во время коммерческих авиаперевозок зарегистрирован лишь один несчастный случай, закончившийся гибелью пассажира. Получается, что все случившиеся в 2001 году воздушные катастрофы, включая трагедию 11 сентября – унесли жизни меньшего числа пассажиров, чем это бывает в среднестатистическом году. Однако статистика не может конкурировать с видом спасателей, убирающих с места крушения части человеческих тел среди алых пятен крови. Ужас охватывает нас, как если бы трагедия произошла рядом с нами и вскоре может повториться.

Кое-какие уроки, извлеченные из событий 11 сентября, были вполне разумны. Когда обнаружилось, что реактивные самолеты могут быть использованы в качестве самонаводящихся бомб, служащие небоскребов стали резонно опасаться, что их здание может оказаться следующей мишенью. Учитывая существование исламистов-радикалов, проповедующих, что все американцы должны быть уничтожены, нам следовало бы избегать торжественных символических многолюдных сборищ, подобных тем, что происходят на Таймс-Сквер в канун Нового года, или каким-нибудь кубкам мира. Безусловно, организаторы катастроф будут пользоваться всякой оплошностью служб безопасности, позволившей бы им погубить тысячи или миллионы жизней. Но когда полицейские чины во множестве небольших населенных пунктов Америки резко увеличивают меры безопасности в собственных никому не известных зданиях, или обыскивают футбольных фанатов на сотнях провинциальных спортивных площадок, можно констатировать, что официальная борьба с терроризмом превратилась в настоящее безумие. Представить себе, что следующим объектом для нападения Аль‑Каиды станет стадион, скажем, в Эймсе, штат Айова, конечно, немыслимо.

Ограниченные средства, безграничный страх

Страх американцев, возбужденный событиями в ВТЦ, возрос еще более после того, как шесть человек умерли от сибирской язвы, возбудитель которой был разослан в почтовых отправлениях. Почтовые работники терпеливо разъясняли, что риск получить язву в конверте минимален. Однако миллионы граждан одевали перчатки, чтобы вскрыть почту, или отсылали ее обратно нераспечатанной; в почтовых отделениях не принимали посланий без обратного адреса; срочные отправления были запрещены, и долгие недели вся страна говорила только об этом. Владелец одного из радиоканалов задал министру связи вопрос, не будет ли почта вообще закрыта – и это вопреки мнению экспертов, что в мире, где существует диабет и СПИД – сибирская язва, даже в качестве биологического оружия, может играть слишком малую роль. Вся опасность этого оружия существует лишь в контексте терроризма: когда, обнаружив, что некто получил смертоносный порошок в почтовом конверте, все новостные передачи заражают истерией каждый дом до такой степени, что само существование почтовой системы ставится под вопрос. И становится ясно, что террористы применили поистине мощное оружие. Но вся мощь этого оружия была бы сведена на нет, если бы мы умели адекватно реагировать на опасность заражения сибирской язвой. Исследования восприятия риска показывают, что наша реакция на несчастные случаи не пропорциональна, в числовом выражении, их вероятности. Так, мы значительно больше боимся тех катастроф, в которых могут погибнуть одновременно многие (например, авиакатастроф), чем тех, в которых гибнут единицы (например, ДТП). Нас больше волнуют неопределенные опасности (например, канцерогены), чем такие, которым мы подвергаем себя сами (например, вождение автомобилей или курение). Мы опасаемся новых технологий (ядерной энергии) и терроризма сильнее, чем обыденных несчастных случаев. Эта психологическая диспропорция определяет и наше поведение как граждан. Соответственно и власти куда больше тратят средств на то, чего человек страшится в первую очередь (скажем, на обеспечение безопасности полетов), чем на гарантию от повседневных рисков (скажем, пищевых отравлений). Все без исключения аналитики совершенно беспристрастно отмечают существование разницы между психологическим восприятием опасности и ее статистической вероятностью. Кое в чем это пренебрежение голой статистикой бывает и оправдано. Наши ценностные установки предопределяют то, что смерть в результате чьих‑то несправедливых действий трогает нас сильнее, чем вред, который индивид может причинить себе сам. Нас больше волнует смерть детей, чем пожилых взрослых. Мы ужасаемся долгой и мучительной агонии и легче воспринимаем смерть внезапную. Нас сильнее угнетает представление о «бессмысленной» смерти, «ни ради чего», чем трагические исходы во имя общего блага (например, гибель солдата или полицейского).

Так почему же терроризм должен занимать все наше внимание? То, что 11 сентября террористы умышленно атаковали символические и реальные объекты нашей экономической и военной мощи (ВТЦ, Уолл-Стрит, и Пентагон), действительно должно было бы нас занять целиком, если бы мы могли искренне верить, будто подобные атаки способны погубить наше общество. Но кто может всерьез в это поверить? Власти же в основном озабочены как раз отражением подобных атак… что и возвращает нас к исходному вопросу: почему именно это стало нашей главной национальной задачей, которой принесены в жертву десятки миллиардов долларов, некоторые гражданские свободы, удобство передвижений и многие наши цели, казавшиеся нам важными до 11 сентября?

Вместо рационального распределения средств на неотложные социальные программы, растут расходы на национальную безопасность. Чуть не каждый начальник аэропорта, каждый городской чиновник, ответственный по чрезвычайным ситуациям, мэр, законодатель, школьный инспектор, менеджер по туризму и т. д. после 11 сентября «тянут одеяло на себя», явно завышая требования безопасности в своих сферах. Возводятся ненужные заграждения, закупаются детекторы металла, нанимается охрана. Растут цены почтовых отправлений и срок их доставки, ибо конверты проверяются на наличие в них возбудителя язвы. А губернатор Западной Виргинии даже объявил программу «Дозор Западной Виргинии», хотя обстановка в этом штате не вызывает особых опасений и вряд ли Уиллинг стоит в первых строках в списке целей Бен Ладена.

Тем временем программы, не связанные с национальной безопасностью, страдают. Не слишком ли много из ограниченных запасов медикаментов тратится на то, чтобы успокоить людей с симптомами гриппа, но подозревающих, что у них сибирская язва? Благотворительные фонды, предназначенные для призрения бездомных, заняты поддержкой благополучных семей торговцев с Уолл-Стрит, несущих убытки. Образовательные и экологические фонды расходуют средства на «безопасность» общественных зданий и мероприятий. Миллиарды долларов, полученных в результате введения дополнительных налогов, идут на военные операции в Пакистане и Афганистане, но не на повышение эффективности американской экономики. Если мы и вправду верим в ценности «жизни, свободы и права на счастье», как и в то, что каждая жизнь бесценна, нам следует воспротивиться эгоистическим интересам определенных политических сил, пользующихся нашими страхами и расходующих наши силы и средства на избыточные меры безопасности.

Многие полагают, что лишние предосторожности никогда не повредят. Но от них есть вред, когда политики начинают действовать в духе того жителя Нью-Йорка, который ранее жаловался на унизительные очереди в аэропортах, а после 11 сентября заявил: «надеюсь, что они будут и всегда останутся, и пусть причиняют нам неудобство, ибо нам нельзя забывать о 5000 (снова 5000!) погибших». «Неудобство» звучит не так страшно, но ведь оно означает потерянное время, деньги, силы, как и растущие подавленность случившимся и цинизм. Раздутые расходы на призрачную безопасность расточают наши внимание, время и средства в ущерб более важным мероприятиям. Больше того, наши гражданские свободы ущемляются, ибо наши «жертвы» отнюдь не добровольны. Когда запуганный человек перестает пользоваться лифтами и взбирается на высокие этажи по лестнице, страдает лишь он один. Но когда каждый, независимо от того, боится он или нет, вынужден страдать из‑за страхов других, подобные меры становятся тираническими: мы вправе ожидать от наших лидеров того, чтобы любые их действия были хорошо обдуманы и оправданы. Однако после 11 сентября десять миллиардов долларов были немедленно перераспределены почти безо всякого общественного обсуждения. Скептикам следовало бы поставить вопрос о податливости наших общественных структур настроениям всеобщей истерии и активнее требовать от наших лидеров рационального и взвешенного расходования средств.

Ошибки в оценке опасности

Рассмотрим некоторые типичные ошибки в оценке опасности. Многие передовицы незадолго до 11 сентября рассказывали о нападениях акул и исчезновении Чандра Леви, как о чем‑то, влекущем серьезные общественные последствия (лишь десять человек в год во всем мире погибают от нападений акул). Можно смеяться или плакать над пошлостью СМИ, но подобные истории отражают наши собственные иррациональные установки. Если, распределяя средства на различные нужды, мы сознательно оцениваем жизни служащих и почтовых работников небоскребов Манхэттена и постоянных пассажиров самолетов выше, чем жизни фермеров или шахтеров, – что ж, таков наш выбор. Но вряд ли этот выбор определяется объективностью. Для того, чтобы помочь рядовым людям и политическим лидерам действовать и выбирать осмысленно, скептики, учителя, как и журналисты обязаны представить реальное прошлое и потенциальную опасность терроризма в контексте, понятном каждому человеку по собственному опыту.

Давайте сравним события 11 сентября с другими бывшими и возможными причинами массовой гибели людей. Заметим, что невозможно соотносить стоимость мер предосторожности с числом спасенных жизней; самое большее – это возможность соотнести их с числом погибающих. Например, эффективность расходов на контроль за безопасностью воздушного транспорта можно оценивать по числу пострадавших в несчастных случаях, но можно лишь гадать о том, что было бы, если бы такой контроль вовсе не осуществлялся.

● Мы уже отмечали, что число жертв 11 сентября примерно соответствует ежемесячной сводке погибших в автокатастрофах. Сколько бы денег ни тратили частные и общественные фонды на человека в год на улучшение качества дорог, безопасность автотранспорта, на меры по борьбе с вождением в нетрезвом виде и т. д., вряд ли эта сумма может сравниться с бюджетом служб национальной безопасности.

● Число летальных исходов 11 сентября примерно в десять раз меньше, чем число ежегодных смертей в результате падений (дома или на работе), или самоубийств, или убийств. Можно сомневаться в эффективности соответствующих программ безопасности, разъяснительной работы или введения особых законов; но очевидно, что на всё это тратятся суммы пустяковые.

● Осенью 2001 года Центр эпидемического контроля предсказал, что в течение предстоявшей зимы около 20000 американцев умрут в результате осложнений гриппа, но большинства этих смертей можно было избежать, если бы вакцинировать принадлежащих к группе риска. Однако предостережения Центра были погребены в газетных сообщениях о сибирской язве, от которой погибли всего несколько человек.

● Во время самого крупного в США наводнения (явившегося следствием Гэлвстонского урагана 1900 года) погибло вдвое больше людей, чем в ВТЦ. Наводнения и землетрясения – главные человекоубийцы за пределами США (за последние три десятка лет, особенно в Азии, каждое десятое стихийное бедствие уносит жизни более 10000 человек, а некоторые и более 100000 тысяч), – в современной Америке эта статистика меньше. Так, ураган Эндрью нанес огромный материальный ущерб, но жертв было лишь несколько. Какие расходы на исследования в области метеорологии и сейсмологии, на укрепление домов и тому подобные меры, способные противостоять стихийным бедствиям, следует признать достаточными?

● Жертвы 11 сентября составляют лишь 1,5 процента от числа жертв самой большой в США эпидемии гриппа (полмиллиона умерших в 1918 году), и те же 1,5 процента от числа ежегодно умирающих от рака. Мы объявили «войну» раку, во многом за счет исследований в области борьбы с другими, менее пугающими, но так же смертельными заболеваниями; успех этой войны относителен (преодолен порог пятилетней выживаемости после начала лечения – хотя, главным образом, благодаря насчитывающей уже десятки лет борьбе с курением). Чего стоят расходы на «национальную безопасность» сравнительно с расходами на медицину?

● Столкновения Земли с астероидами диаметром в километр чрезвычайно редки, но каждое из таких столкновений способно отбросить цивилизацию в первобытное состояние. В списке возможных жертв, которые может понести Америка, жертвы от астероидов в пересчете на год составляют 5 процентов от числа жертв ВТЦ, – хотя вероятность такого столкновения в XXI веке составляет лишь одну сотую процента. Всего пара миллионов долларов в год выделяется ныне в Америке на изучение опасных астероидов. Не потратить ли нам многие миллиарды на строительство всепланетного щита, что было бы вполне соразмерно суммам, идущим на национальную безопасность и войну с терроризмом? Разве опасность, грозящая самому существованию человеческой цивилизации, не страшнее даже террористической угрозы? По нашему мнению, эти сравнения ясно указывают на то, что после 11 сентября расходы Америки велись слишком односторонне, и что сбалансированный подход не должен был бы ущемить многие фонды, финансирующие борьбу с травматизмом, самоубийствами, убийствами, ДТП, последствиями стихийных бедствий (в том числе даже падений астероидов), недоеданием, предотвращением излечимых болезней… как и вернуть нам наши гражданские свободы, даже просто радость существования, способность наслаждаться искусством, чтением, путешествиями. И если может быть найден действенный способ прекратить войны, – вспомним хотя бы статистику погибших в войнах ХХ века, – исключительно необходимы и соответствующие фонды. Прежде чем интересы самообороны станут главными в государственной бюрократии, стоит еще выяснить их подлинную роль в наших приоритетах.

Мы выступаем за объективный анализ расходов и доходов и соответствующее повышение затрат на реальное спасение человеческих жизней. Конечно, сверх строгих расчетов свою ценность имеют и субъективные суждения. Но необходимо и беспристрастное всенародное обсуждение проблем безопасности, с тем чтобы будущие правительственные решения не принимались под влиянием минутных настроений и эмоциональных всплесков. Скептический настрой в нашей личной жизни может существенно влиять на наш выбор. В числе многих глупых вещей, которых мы могли бы не делать (например, не курить, не ездить без ремней безопасности, или не позволять детям играть с огнестрельным оружием), нам следует также избегать наземных переездов вместо воздушных, неэффективных обысков в провинциальных зданиях, и главным образом не впадать в нынешнюю манию «защиты родины». Ясное осознание реального риска, вместо принципа «всякое усовершенствование системы безопасности того стоит», способно снизить нашу общественную уязвимость перед терроризмом.

Одним из реальных противоядий от травмы, нанесенной 11 сентября, является доступность информации. Жизнь по сути своей рискованна, непредсказуема, полна вещей, о которых мы не подозреваем… Но есть в ней и вещи известные и доступные пониманию. Вместо того чтобы запугивать людей акулами, серийными убийцами и сибирской язвой, средствам массовой информации следовало бы помогать людям ориентироваться в реальных опасностях, встречающихся в их собственной повседневной жизни. Образовательные учреждения должны развивать в учащихся навыки критического мышления, необходимого для разумных решений. Не вторгаясь в область личных свобод, власти должны собирать и осмысливать статистические данные по тем сферам (подобным авиаперевозкам), в которых опасность неизбежна, принимая меры предосторожности и совершенствуя законодательство там и тогда, где и когда это действительно эффективно.

В заключение заметим, что расходы на «защиту родины», при минимальном бюджете всех прочих жизненно важных государственных задач, ужасающе велики и не идут в сравнение с теми ничтожными средствами, что отпускаются на предотвращение других причин смертей и несчастий в нашем обществе. В то время как требуется осмысленная и целенаправленная работа по обеспечению общественной безопасности, общая стоимость всех предпринимаемых и излишних мер исключает возможность борьбы со многими реальными угрозами нашему личному и общественному благополучию. Главный источник нашей уязвимости перед терроризмом – тот неотступный иррациональный страх перед ним, который охватил наше общество. Нам следует взять себя в руки и вести себя так, как и полагается существам сознательным и мыслящим.

Благодарности

Авторы признательны многим своим друзьям и коллегам, особенно Дэвиду Моррисону, за высказанные соображения и критические замечания, помогшие нам в работе над этим очерком.

Перевод с английского Александра Круглава