Признаюсь Вам, уважаемый Геннадий Григорьевич, что Ваша заметка, присланная в редакцию ЗС, пробудила во мне тот довольно тяжелый комплекс чувств, который время от времени поднимается во мне, как «девятый вал», мешая нормально жить и работать, особенно в рамках нашей добровольной организации. Мне слишком хорошо знакомо чувство горечи оттого, что обычный россиянин не знает и знать ничего не хочет о гуманизме, тем более организованном (что совсем не значит, что ему чужда человечность). Особенно сложно преодолевать неудачи, а не просто постоянно ощущаемый фактор непонимания и непопулярности гуманизма. И всё-таки, мне кажется, я научился справляться с психологическими трудностями нашей гуманистической работы, хотя неудовлетворённость – это постоянный «привкус» всей моей общественной активности.

Постараюсь пояснить, почему я оптимист, за исключением кратких моментов «грусти», если употреблять Ваше слово. Во‑первых, я понял, что дело наше слишком серьезное, фундаментальное и стратегическое, чтобы рассчитывать на сколько-нибудь широкий общественный резонанс в обозримом будущем. Моя вера в удачу, скажем, в «эффект домино» или в счастливую встречу с каким-нибудь олигархом, который выделит нам крупные суммы для масштабной гуманистической деятельности, не исчезла, но не играет никакой практической роли в моем отношении к работе в РГО. Вера в случай есть, но нет надежды (т. е. я на него не рассчитываю). И хорошо, поскольку последняя расслабляла бы и разъедала душу. Во‑вторых, я твёрдо уверен, что мы делаем нужное для страны дело. И это даёт мне силы и энергию делать это дело и помогать другим его совершать. Здесь, грубо говоря, не нужны никакие деньги, только разум и убеждённость. Их, этих внутренних сил, мне, к счастью, не занимать. Более того – и это в‑третьих – я также хорошо знаю, что если не я, если не мы –  горстка людей в масштабах России – то кто?! Эта мысль, в которую изредка упирается мое отчаяние в трудных ситуациях, также позволяет не только упорно действовать дальше, но и сознавать свою значимость за пределами собственного я и своей частной жизни. В‑четвёртых, я смотрю не только вперёд где вижу непочатый край работы, который может не только вдохновить, но и просто раздавить своей непочатостью. Я порой (особенно когда «загрущу как оптимист») смотрю назад и вижу колоссальный, по моему разумению, объём проделанной работы: теоретической, издательской, педагогической, просветительской, правозащитной, организационной, информационной… Я не склонен надувать щёки от всего этого, но мы вправе гордиться сделанным. В последнее десятилетие в России были сотни, если не тысячи всякого рода издательских и общественных инициатив, которые умерли не оставив о себе никакой памяти и следа. Уверен, о нас этого не скажешь.

Теперь о том главном, что Вас, как и меня, беспокоит – финансовая и материальная база РГО. Да, это вопрос серьезный и больной. Почему у нас нет средств, чтобы регулярно и достойно оплачивать работу нашего актива, практически постоянно что‑то делающего для РГО? Причин – тьма. Главные: мы сами не умеем зарабатывать такие деньги для общества, которые позволяли бы сделать активистов РГО оплачиваемыми служащими, т. е. штатными работниками; у нас нет таких влиятельных людей в Обществе, которые помогли бы нам получить серьёзные гранты от соответствующих фондов; нам до сих пор не удаётся найти достаточно эффективного менеджера для РГО, который для начала сумел бы реализовать хоть часть той издаваемой нами литературы, которая постепенно у нас накапливается, а потом бы сумел «раскрутить» журнал до прибыльного тиража (кстати, Центр Пола Куртца держится не на книжном издательстве, а на его журналах «Скептикал Инквайерер» и «Фри Инквайери», как и, разумеется, на пожертвованиях, порой очень крупных). Это - внутренние причины, усугубляемые ещё и тем, что большинство членов РГО – люди романтичные и весьма не практичные, они не гуманисты с рыночным сознанием и психологией, а скорее, так сказать, хорошие российские интеллигенты со всеми позитивными и идеалистическими чертами этого типа личности. Грешно мне говорить, но настроения ожидания доброго дяди, пассивности, мечтательности и, простите, своего рода иждивенчества – чувства далеко нам не чуждые. Не менее существенны и внешние факторы, препятствующие укреплению нашего материального базиса. Прежде всего, это отсутствие в российском обществе прочной филантропической традиции, о чём мне уже приходилось говорить в одном из недавних номеров ЗС. Вы правильно говорите, что большие деньги достаточно крупных политических партий – это авансы от бизнеса за разного рода будущие услуги, а не «love money», как называют американцы мелкие частные пожертвования в фонд тех или иных политиков. Мы в этом смысле не представляем никакой коммерческой выгоды для инвесторов. Фонды также не склонны давать нам деньги, поскольку их деньги уже давно распределены между старшими по возрасту общественными организациями, а передел здесь также труден, как и передел собственности между какими-нибудь олигархами и государством.

Не могу не согласиться и с правотой Вашего замечания, что государство могло бы помогать нам так, как оно помогает, скажем, РПЦ. Но я убеждён, что эта помощь неконституционна. Вот бороться за закон об официальной помощи государства всем церквам и гуманистическим организациям – можно. Но нужно ли? В случае принятия такого закона церкви будут легально получать большие деньги, а гуманисты – совсем не те «вершки» и «корешки». Вот я в этой ситуации и выступаю за строгий запрет госпомощи любым религиозным организациям и нам заодно(тем более, что она нам не светит и не будет светить при нынешней внутренней политики государства).

Я полностью согласен с Вами и в том, что значится у Вас в пунктах 1 и 2. Поддерживаю. Двумя руками. И говорю – делайте, что предлагаете, а мы Вас поддержим всем, чем сможем. Надеюсь, что Вы не обидитесь на такой ответ. Но, поверьте мне, что и я мог бы предложить не 2 пункта, а 20. Тогда как дело не в том, что делать, а кто и как это будет делать. В этом, кстати, также одна из трудностей нашей работы. В силу её добровольности ни у кого из нас нет права приказать кому-либо делать то‑то и то‑то. В рамках РГО мы можем только просить и действовать по принципу консенсуса.

Теперь о наших сегодняшних финансовых возможностях. В июле 2003 г. РГО и РАН подписали Договор о сотрудничестве. Мы будем освещать на страницах ЗС деятельность Российской академии наук, связанную с борьбой с современным шарлатанством и лженаукой, а также деятельность Комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. Что, собственно, мы раньше и делали. Кроме того, мы обязуемся рассылать журнал во все научные организации РАН. Со своей стороны РАН будет покрывать часть типографских расходов на издание журнала. Для этой цели выделен и соответствующий годовой бюджет. Это – настоящий прорыв в нашей работе. Так что, уважаемый Геннадий Григорьевич, и в финансировании есть прогресс. И это не должно позволять нам предаваться унынию и грустить. Наше дело правое!..