Содержание сайта =>> Российское гуманистическое общество =>> «Здравый смысл» =>> 2005, № 1 (34)
Сайт «Разум или вера?», 26.06.2005, http://razumru.ru/humanism/journal/34/mitnik.htm
 

ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Зима 2004/2005 № 1 (34)

МНЕНИЯ

ЧТО Я МОГУ

ОДИН?

Майя Митник

 

В середине XX в. талантливый поэт Дмитрий Кедрин писал:

Над нами шумит эпоха,
И разве не наше сердце – арена её борьбы?

В любую эпоху сердца и умы людей становятся ареной борьбы идей, мировоззрений, просвещения и мракобесия, добра и зла. «Что ни век, то век железный». Но никогда прежде эта борьба не достигала такого накала, чтобы угрожать уничтожением не отдельным народам и государствам, а всему человечеству.

В одной из нечастых теперь научно-познавательных передач обсуждались разные гипотезы происхождения Жизни. И в конце прозвучала горькая мысль о том, что мы ещё не успели понять, как возникла Жизнь, но уже имеем всё необходимое, чтобы полностью её уничтожить.

– На что же надеяться? – обескураженно спросил ведущий, и один из участников ответил:

– На просвещение и Господа Бога.

В первый момент ответ доктора наук меня озадачил. Во второй я поняла, что сказано это в том смысле, в каком мы говорим «остаётся надеяться на чудо». А потом я подумала, что большинство телезрителей воспримут слова про Бога буквально.

Однако если обратиться к библейским мифам, то ничего утешительного мы там не найдём. Например, захотел Бог покончить со скверной – и в одночасье испепелил два города. Чем не Хиросима и Нагасаки? При этом содомский грех вместе с Содомом не исчез, процветает даже в церковной среде. Недавно в США прошла серия процессов над католическими священниками, виновными в растлении мальчиков. В другой раз Господь решил навести полный порядок на всей Земле. Дело кончилось всемирной катастрофой. Под воду вместе с грешниками ушли не только невинные младенцы, но и жучки, червячки и медведицы. А Зло так и не исчезло.

Так что оптимизма эти и подобные легенды не внушают. Более того, не надо быть политологом, чтобы чувствовать, что в новом тысячелетии основная угроза стабильности на планете имеет как раз религиозную окраску, ибо исходит от религиозных фанатиков.

Фанатизм – любой – страшен и опасен для всех. Даже самый простенький, спортивный. У Алексея Габриловича среди фильмов-ретро: «Кино нашего детства», «Дворы нашего детства» и др. – есть «Футбол нашего детства». Мы видим, как «в небе злая грозовая панорама, мяч плывёт у ворот по воде, но упрямо едет прямо на Динамо вся Москва, позабыв о дожде». Кинокамера скользит по лицам на трибунах. Тут и восторг, и возмущение («судью на мыло!»), и все они – прекрасны. Это лица болельщиков. А вспомним репотажи с нынешних чемпионатов! Масса лиц, которые и в ярости, и в радости – ужасны. Это лица фанатов.

Одним из свойств фанатика является полная и безусловная готовность идти за лидером. Вообще говоря, любая власть стремится выработать в людях конформизм, т. е. следование общепринятым взглядам: никто не любит сомневающихся и «слишком умных».

На вопрос: как безопасней всего переходить улицу? – мальчик ответил: «В толпе». И был почти прав. Разумеется, следуя за толпой, чувствуешь себя увереннее. Как кто‑то сказал: высовываясь – рискуешь потерять голову, уходя вперед – оставляешь незащищённой спину. Однако с толпой можно прийти совсем не туда, куда бы хотел. Очень интересно на эту тему размышляет поэт-философ Феликс Кривин.

 

Всем известно – кому из прочитанных книг,
А кому просто так, понаслышке, сторонкой,
Как бродяга Панург, весельчак и шутник,
Утопил всех баранов купца Индюшонка.
После торгов недолгих с спесивым купцом
Он купил вожака, не скупясь на расходы.
И швырнул его за борт. И дело с концом.
И всё стадо послушно попрыгало в воду.
Но одно утаил он, бродяга хмельной.
Об одном умолчал, веселясь за обедом,
Как в едином порыве с бегущей толпой
Чуть не прыгнул и сам за баранами следом.
И поведать кому про такой оборот,
И кому объяснить эти адские муки,
Когда ноги несут, и, хватаясь за борт,
Удержать их не в силах разумные руки,
Когда знаешь и помнишь, что ты не баран,
А что ты – Человек, и к тому же – философ.
Но разумные руки слабеют от ран,
От гнетущих сомнений и горьких вопросов.

 

Однако готовность следовать за толпой ещё не исчерпывает явление фанатизма. Фанатик беззаветно, не рассуждая, не пытаясь анализировать, увлекается какой‑то идеей. Часто он готов отдать за неё жизнь, и свою, и своих близких. И самое главное – самоотверженная любовь к своей идее или лидеру сочетается с такой же искренней, слепой, нерассуждающей ненавистью ко всем остальным. Даже не к врагам, а к тем, кто не разделяет его взглядов. У религиозного фанатика любовь к Богу разрастается до ненависти к людям.

И чтобы противостоять этому, необходимо развивать в себе, воспитывать в детях терпимость. К инородцам, к иноверцам, к инакомыслящим. Какими бы странными, нелепыми, дикими ни казались чужие обычаи, одежда, обряды – нельзя их высмеивать, осуждать или искоренять силой. Прежде всего надо постараться вникнуть и понять: почему так? Докопаться до корней, которые в большинстве случаев уходят в древность.

Очень интересно вникать в чужие, да и в свои обычаи просто с позиций здравого смысла и даже простой утилитарности. Здесь я хочу сделать одну оговорку – во избежание недоразумений. Вряд ли религиозные или прочие обычаи возникали как сознательное решение тех или иных насущных проблем. Напротив, известно, что многие обычаи предъявляли столь тяжёлые и бессмысленные требования к человеку, что погибли вместе с сообществами, в которых они распространились! (Вспомним хотя бы знаменитых, благодаря Туру Хейердалу, каменных великанов с острова Пасхи – погубивших породившую их цивилизацию непосильной обязанностью их воздвигать.) Здесь действует, видимо, тот же механизм, что и механизм естественного отбора в эволюции видов: сохранялись лишь те обычаи, которые помогали своим социумам выживать, то есть имели, пусть и не вполне сознаваемое, даже случайное, но по своему результату истинно «рациональное зерно». В дальнейшем, говоря о тайной или явной целесообразности разных странных обычаев, я прошу читателя помнить вышесказанное и разрешить мне больше к этому не возвращаться.

Итак. Мусульмане не снимают шапок, женщины укутаны с ног до головы – их предки кочевали под жгучим солнцем. В жаре полупустынь инфекции распространяются мгновенно. Вот и смысл столь непонятного запрета на свинину и пристрастия к чесноку. Те же «рациональные» корни и у другого, многократно высмеянного обряда. Если при жарком климате, дефиците воды и лекарств какая‑то не слишком нужная ткань то и дело воспаляется и болит, то вполне разумно обрезать её и забыть. И какое для иудея или мусульманина имеет значение, что это – остаток первобытных фаллических культов!

Теми же обстоятельствами – жарой и дефицитом воды – оправданы многие правила приготовления пищи у иудеев. Одно из них: для мяса, рыбы, молочных продуктов требуется раздельная посуда. Когда‑то я услышала по радио, как врач рассказывала про сальмонеллу. В тот же день я купила отдельные доски для хлеба, рыбы и овощей и уже четверть века перед тем, как яйцо разбить или положить в кастрюльку, мою его под краном. Напугалась на всю жизнь. Но не все же такие впечатлительные! Так что авторитет религии оказывается тут как нельзя более кстати.

Или – суббота. В этот день нельзя работать. Совсем. Историки религии объясняют, что смысл этого вынужденного субботнего безделья – религиозная жертва. Нельзя работать – ведь это значит – нельзя зарабатывать! При прежней производительности труда требование отдать божеству лишний рабочий день в условиях, когда нужно трудом спасать себя и детей от голода и нищеты, действительно значило в первую очередь жертву и лишь потом – передышку. Но давно уже выходной день воспринимается людьми как естественное и законное время отдыха, нарушить которое добровольно – скорее признак добродетели трудолюбия. И иудейская «суббота» для современных неверующих – просто бессмыслица.

Так и мне запрет на любую работу по субботам долго казался абсурдным, пока я не увидела в нём зародыш трудового законодательства. Как бы ты ни был беден или угнетён, один день в неделю ты обязан отдохнуть, остановиться, оглядеться, поразмыслить. И никто не имеет права заставить тебя работать, не то Бог накажет, он‑то всё видит! Правда, касалось это лишь единоверцев. В старину еврейки по субботам приглашали русских или украинских соседок подоить коров. Выдоенное молоко те уносили с собой. На иврите «молоко» – «халев». «Сходить на халяву» – выручить соседку, выдоить её корову. В наше время смысл выражения свёлся к концу фразы: «доить чужую корову».

Ислам рекомендует каждому правоверному хоть раз в жизни совершить хадж в Мекку. Прекрасный обычай. В давние времена, когда о туризме и не мечтали, люди получали возможность – просто были обязаны – вырваться из повседневных забот, мир посмотреть и себя показать. То же – и паломничество у христиан.

И всё‑таки. Следуя тем или иным обычаям, нелишне взглянуть на календарь: «какое, милые, тысячелетье на дворе?» Надо ли тщательно и неуклонно выполнять предписания, сложившиеся у людей, живших тысячи лет назад? Людей, которые были уверены, что Солнце вращается вокруг Земли, Земля – плоская, и только не знали, на чём она держится – на трёх китах или трёх слонах? Да, в прежних обычаях свой смысл есть. Но теперь‑то, когда каждый взрослый человек вроде бы обязан опираться на собственный разум, позволительно ли отталкиваться всё-таки от обычая, а не от самого разума?

Дочка, выросшая на борщах и пирогах мамы, увлеклась иудаизмом и запретила детям есть у бабушки – у той еда не кошерная. Надо ли, при посудомоечной машине и обилии воды, лишать радости бабушку, у которой не кошерное, но всё свежее и вкусное?

Отец, прилетев в гости к сыну, после 9‑часового перелёта из Ленинграда, 8 часов провёл в Нью‑Йоркском аэропорту, ожидая, пока кончится суббота и сын сможет сесть за руль, заехать за ним. Может, прояви сын уважение к отцу, Бог бы его простил?

Надо ли кутаться в ткани в умеренном климате и сидеть дома в шапке?

Но это всё вопросы, которые можно задавать только себе и решать только для себя, «Нельзя велеть другому: так живи!»

Вся сложность в том, что многие обычаи освящены религией, то есть табуированы для разума, и пренебречь ими можно, только совершив «грех». А выражение «он изменил вере предков» для большинства людей звучит как «он изменил Родине», хотя на самом деле в первом случае речь идет просто о свободе совести, на которую в светских странах люди имеют законное право.

В середине XX в. казалось, что вот-вот человечество освободится от религиозных пут, а нынешние боги перейдут в разряд литературных и мифологических персонажей, как это произошло с олимпийцами и другими богами древности. К этому вели успехи науки, широкий охват просвещением населения многих стран, распространение атеизма на громадной территории Советского Союза.

Но к концу тысячелетия в мире усилились геополитические, экономические, национальные противоречия, а наука высветила такие глобальные проблемы и предупредила о возможности таких катастроф, что люди будто отчаялись в разуме и бросились искать защиты.., а где в таком случае её найти, как не у небес? Просвещённость масс оказалась на поверку столь поверхностной, что не смогла устоять не только перед религией, но и перед самым оголтелым мракобесием. В США растут ряды людей, отвергающих теорию эволюции. Любимый аргумент: «Почему же обезьяны сегодня не превращаются в людей?» Уровень познаний отражён в анекдоте: «Милочка, все говорили, что человек произошёл от обезьяны, а оказывается, он произошёл от Дарвина!». Опросы показали, что в нашей стране большой процент людей с высшим образованием не может объяснить смену времен года. Американское космическое агентство готовит к печати большой том, рассказывающий о лунных экспедициях. Оказалось, многие американцы не верят, что их соотечественники (!) высаживались на Луну. Всё происходило на глазах нашего поколения, но люди охотнее верят в яркие фальшивки, чем в «скучные» научные факты.

Стоит ли удивляться, что наши газеты и эфир переполнены рекламой гадалок, предсказателей, астрологов, экстрасенсов. Чудо-препараты, кремлёвские таблетки, приборы, которые лечат сразу от всех болезней. Вероника Долина давно спела: «Ах, худо, друг мой, очень худо. Мы всё надеялись на чудо, а чуда так и нет покуда, а чуда не произошло». Вот на этом нашем стремлении к чуду и возникла целая индустрия шарлатанства, выкачивающего деньги, часто последние, из карманов простаков, да из государственных карманов тоже. Авторитетные учёные пытаются разоблачать лженаучные теории и мистификации, но газеты их печатают крайне неохотно, тиражи‑то растут от сенсаций.

Особенно это касается медицины. Несчастье заставляет людей хвататься за все соломинки. Что можно посоветовать, когда в публикации говорится о результатах, потрясающих воображение? Внимательно посмотрите, кто подписал. Если академик РАН, Академии медицинских наук или другого известного научного учреждения, можно читать дальше. Если академия каких-либо эзотерических и т. п. немыслимых наук, всемирно известный маг, международная ассоциация чего‑то там, если есть слова про клеточный уровень, космическую энергию, если прибор изготовлен «по заказу КГБ для лечения космонавтов» – можете этой газеткой вытирать башмаки. Откройте сборник сказок и почитайте. Там найдёте больше смысла, мудрости и правды. Если речь идет о медицинском приборе, поинтересуйтесь, в каком научном журнале опубликован принцип его действия, на каких научных конференциях представлены результаты испытаний.

15 лет назад в СССР рухнула коммунистическая идеология, а свято место пусто не бывает. Рядовые граждане ещё в затылках чесали, а бывшие партийные боссы уже со свечками у алтарей выстроились. Власти во всех республиках ухватились за религию, каждая за свою.

Что касается религий или Религии как таковой (вынеся за скобки всякие изуверские секты), то нелепо и несправедливо было бы отрицать ту положительную роль, которую она сыграла в развитии человечества. Тут и становление нравственных и моральных принципов, и накопление научных знаний, и приобщение людей к искусству. В фильме о Гекторе Берлиозе (1803‑1869) журналист приезжает на родину композитора и расспрашивает о нём его бывшую детскую подругу. Та охотно рассказывает об их играх, но на вопрос: «А Вам его музыка нравится?» – застенчиво улыбается: «Я её никогда не слышала».

И действительно, звукозаписи, радио ещё не было. Большинство людей могло услышать профессиональную музыку либо от заезжих музыкантов, либо в церкви. Храм зачастую был (а для миллионов людей, несмотря на кино и телевидение, и остаётся) единственным местом, где можно воочию познакомиться с образцами архитектуры, скульптуры, живописи, прикладного искусства.

Конечно, ничто не сравнится с религией по возможности утешить в горе, лишь религия даёт (если, конечно, поверить) надежду на встречу с дорогими людьми в загробном мире, придаёт силы для преодоления житейских тягот. Совершенно бесчеловечным было большевистское отчуждение народа от религии. В детстве мне очень нравилось стихотворение Э. Багрицкого «Смерть пионерки». Отказ Вали, умиравшей от скарлатины, надеть крестик, казался естественным. Много позже, вспоминая мольбу её близких:

Не противься, Валенька, он тебя не съест,
Золочёный, маленький, твой крестильный крест! –

я подумала, что и вправду не съел бы, а насколько легче было бы её родным! И оценила человечность академика И. П. Павлова, который, будучи неверующим, не только защищал от гонений верующих профессоров и студентов, но, уважая чувства жены, ходил с нею в церковь. Перед смертью, не желая удваивать её горе, он написал завещание с просьбой похоронить его по церковному обряду.

Разумеется, и претензий к Церкви можно предъявить немало, но не это тема нашей беседы. Единственное, против чего хочется резко возразить, – это стремление Церкви приписать себе монопольное право на нравственность. Нам настойчиво внушают со всех экранов, что все беды России от безбожия. Что все 70 лет советской власти нравственности не было и в помине. «Если не верить в Бога, то зачем жить? В чём тогда смысл жизни?» – вопрошают с экрана то священник, то журналист. Ну, наверное, кто‑то живёт для того, чтобы быть угодным Богу. Но у меня лично много других целей и задач.

И, наконец, в разных формах внушается, что неверующий человек уже заведомо безнравственен. Казалось бы, огромное число сограждан должно оскорбиться. Думаю, этого не происходит ввиду явной абсурдности такой идеи.

При всей бесчеловечности бывшей у нас системы, ни идеалы, ни понимание порядочности, ни высокая мораль никогда не исчезали из нашей жизни. Назову имена трёх людей – неверующих, но ставших образцами высочайшей нравственности: академики Иван Павлов, Андрей Сахаров и писатель Константин Паустовский. Для людей моего поколения они были символом гражданской твёрдости, порядочности и чистоты. Каждый может назвать десятки других имён, это просто первые, что пришли в голову мне. В начале 1960‑х в Москву приехала Марлен Дитрих. Когда её пригласили на встречу в Дом писателей, она согласилась при условии, что там будет Паустовский. Константин Петрович был уже тяжело болен, но согласился приехать. Его посадили в кресло, стоявшее на сцене. Знаменитая кинозвезда, которая сама была символом мужества, подошла и опустилась перед ним на колени.

Или возьмите советское кино. Да, многое сейчас просто смешит, многое злит. Но как много фильмов смотрим не только мы, но наши дети и внуки! Я имею в виду взрослые фильмы. Мои внучки – 15 и 6 лет – всё лето крутили по видику «Покровские ворота». А про детские фильмы и говорить не приходится. У кого повернётся язык назвать безнравственным фильм «Золушка», создатели которого – Е. Шварц, Ф. Раневская, Н. Акимов и др. – были неверующими? А советские мультики?

А вот ленинградская поэтесса Майя Борисова:

 

Есть ценности, которым нет цены:
Клочок бумаги с пушкинским рисунком,
Учебник первый в первой школьной сумке
И письма не вернувшихся с войны.
Есть ценности – которым нет цены.
Тугие складки мраморной туники
У тонких ног Самофракийской Ники,
И крылья, что отсутствуя – видны.
Есть ценности – самих себя ценней.
Прозрачный камень с маленького пляжа,
Но по ночам его целуют, плача.
Что по сравненью с ним – дары царей?
Нельзя велеть другому: так живи!
Но если занят ты одной заботой –
Приобретать вещественное что‑то,
Не стоишь ты ни гнева, ни любви.
Да будут все стада твои целы!
Живя в расчётах мелочного толка –
Преуспевай! Не покушайся только
На ценности, которым нет цены.

 

Мне кажется, к вопросу о «безнравственности» атеистического советского общества можно не возвращаться. Особенно на фоне нынешнего, в котором все сплошь потянулись в храмы.

Как сказал один из остроумнейших наших современников, польский писатель Станислав Ежи Лец, «ни один бог не пережил потерю верующих в него». Порой высказывается мысль, что атеистов пора заносить в Красную книгу. Это, разумется, не так. Исследования показывают, что количество атеистов неуклонно растёт, особенно в среде образованных людей. Правда, большинство из них это не афишируют, дабы не раздражать окружающих, среди которых верующих, как правило, больше. Так что проблема не в том, есть ли боги и сколько их, а в том, сколько людей в них верит. То есть в соотношениях и во взаимоотношениях религий между собой. Если их лидеры сумеют между собой договориться, захотят и смогут склонить свою паству к веротерпимости и примирению, а свои правительства – к разумной гибкости и уступчивости, это станет колоссальным шагом назад от пропасти, перед которой мы оказались. Активнее всего в этом направлении движется папа римский, что вызывает глубокое уважение и благодарность. Некоторые положительные сдвиги произошли в позиции ряда иудейских иерархов. Они также готовы отказаться от идеи, что их Бог – единственный, как и согласиться с тем, что Бог – един для всех народов. Позицию РПЦ комментировать не могу, дабы не выходить за рамки политкорректности.

К сожалению, наряду с мировыми религиями приходится учитывать и экстремистские секты. Они не столь велики по составу, но хорошо организованы, военизированы и фанатичны, т. е. лишены каких бы то ни было моральных тормозов. Тут как раз дело за правительствами. Если объявленная ими борьба с терроризмом не останется лозунгом, то можно надеяться на заметный прогресс.

Время наше ни спокойным, ни легким не назовешь. Но, как отметил прекрасный поэт А. Кушнер,

 

Времена не выбирают.
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять,
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.
Ты себя в счастливцы прочишь?
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?
Что ни век, то век железный…

 

Но раз времена не выбирают, то надо попытаться хоть чуть-чуть изменить их. По‑моему, у Марка Розовского была такая миниатюра. На сцену выходит человек с плакатиком: «Что я могу один?» Потом появляется второй с таким же плакатом. Третий, четвертый. Постепенно заполняется вся сцена. У каждого в руках этот плакат.

А ведь даже в одиночку можно что‑то сделать.

Можно вымыть окна в квартире, чтобы блестели. Посадить яркие цветы в палисаднике, чтобы радовали глаз. Перестать браниться через слово. Не важно, что с телеэкранов матерятся артисты, приглашённые изображать простой народ, и им вторят думцы. Важно, чтобы в твоём доме мат не звучал, чтобы твои дети не увязали в грязи. Можно не пойти на выборы – «Что от меня зависит? Всё равно все подкуплены». А можно пойти и проголосовать. Потому что, если явятся 12 %, подкупить и подтасовать гораздо легче, чем если 70 %. Нам внушают, что мы ни на что не влияем, и мы отстраняемся, и перестаём влиять. И освобождаем дорогу проходимцам.

Уж как бился всемогущий в Приморье Наздратенко, чтобы Черепков не прошёл в Думу. А владивостокцы настояли на своём. Значит, можем, если не машем на самих себя рукой. Можем защитить своих детей. Если не дадим запугать себя мрачными прогнозами. Если во всех обстоятельствах сохраним самоуважение. Об этом – стихотворение Новеллы Матвеевой, фрагментами из которого мне хочется закончить свои рассуждения.

 

Мне снилось: мир притих и ждёт конца.
И многое менялось перед смертью,
Стремительно меняя цвет лица
И торопливо обрастая шерстью.
Быть иль не быть? – вопрос решён,
И я увидела, как некто,
В единый миг был начисто лишён
Былых тысячелетий интеллекта.
И кто‑то по каменьям поволок,
От напряженья жилистый и синий
С утробным рыком в тёмный уголок
Ту, что вчера ещё со страхом звал богиней.
О страшный суд! Неужто ни души
Бессмертной так и не было на свете?
Но что я вижу? Книги, чертежи,
Мотыги, статуи. Рыбачьи сети.
Здесь каждый что‑то строил, пел, лепил,
А мглы нависшей – как бы и не видел.
Кто раньше ненавидел и любил –
Тот и теперь любил и ненавидел.
И между тем как, ползая у ног,
Собаки жались к маленьким каюрам,
Художник на последний свой мазок
Поглядывал с критическим прищуром.
И шёл поэт, спокойный, как ковчег
Над всплесками библейского потопа,
И телескоп смотрел, как человек,
И человек стоял у телескопа.
И в тот момент, когда из подлеца,
Как залп из жерла, хлынул крик развязки,
И вылезло лицо из‑под Лица,
И выскочила маска из‑под Маски,
Вбежал какой‑то хрупкий человек,
Встал посреди всего земного шара,
С лицом, усталым, как весенний снег,
Подтаявший от близости пожара.
«Нашёл! – он крикнул. – Эврика! – как брат,
Раскрыв народам быстрые объятья, –
Я знал, я знал, что входит в яд и в ад
Противоядье и противоадье!
Не будет взрыва! Атомы за нас!
Да будет жизнь! Вы – будете! Я – буду!
Я сделал всё. И завершил – сейчас.
Да – в этот миг, в предсмертную минуту!

 

Top.Mail.Ru Яндекс.Метрика