ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Весна 2005 № 2 (35)

УРОКИ НА ЗАВТРА

	Фрагмент из книги «Наставники. Ориентиры. Действия»
	«ИЗ НЕДОРЕЗАННЫХ»
	Анатолий Тасминский

Энгельке
Александр Александрович

Это мой преподаватель французского языка*.

Александр Александрович владел свободно шестью языками и занимался переводом с пяти из них: английского, французского, немецкого, испанского и португальского.

Высокий, немного согбенный седой человек.

Он родился во Франции, трёхлетним ребенком был вывезен в Россию. В юности учился в Пажеском корпусе. В годы сталинских репрессий провел 6 лет в заключении и еще 12 лет в ссылке. И теперь, когда говорил о себе, наклонялся к уху собеседника как бы для шёпота, но произносил достаточно громко: «Мы – из "недорезанных"».

А. А. Энгельке

При встрече так же громко, но по слогам, произносил «Здрав-ствуй-те!» С теми же, с кем у него сложились более близкие отношения, здоровался по‑иному.

– Salut et fraternité Ксан Ксаныч! – приветствовал я, согнув правую руку в локте и прижав кулак к плечу.

– Fraternité et salut, Толя! – ответствовал наставник, повторяя мой жест. Эта формула приветствия («Братский привет!») была широко распространена во время французской революции 1789 года, и её Ксан Ксаныч предложил мне для взаимных приветствий.

Однажды я сильно огорчил Ксан Ксаныча. Дело было так. На семинарском занятии по истории КПСС я выступил с предложением разобраться в китайской и албанской линии поведения, мотивируя это тем, что «просто так, из‑за пустяков, такая маленькая страна, как Албания, и такая большая страна, как Китай, не стали бы разрывать сложившиеся братские отношения с СССР. И, по‑видимому, «мы» в чём‑то виноваты: нет дыма без огня». Казалось бы, ну что тут такого? Обычное размышление молодого человека. Но не так это казалось нашим «компетентным органам» в лице их представителя – некоего осведомителя (кто этот «мистер Икс», до сих пор остаётся загадкой). Как только закончился семинар, меня вызвали к начальнику училища. Генерал Баженов взволнованно сказал мне, что ему десять минут назад позвонили из Москвы и поставили в известность о вопиющем заявлении такого‑то курсанта. Он начал уточнять у меня, что же самом деле произошло. Пришла очередь удивляться Сергею Ивановичу, когда я сообщил, что всё «имело место быть» лишь час назад. Генерал посоветовал мне быть осторожным и не лезть на рожон при последующих разборках в политических инстанциях: «Держись! Я тебе помочь не смогу».

Какой испуг охватил преподавателя истории КПСС, когда я сообщил ему о причине моего вызова к начальнику училища! У нас были ещё свежи воспоминания об экзекуции над слушателем из офицерской группы старшим лейтенантом Владимиром Феофилактовым, который на лекции по политэкономии высказался: «мне кажется, что с сельским хозяйством Хрущёв зашился». Ну и шум был тогда! Месяц трясли этого слушателя в различных политических инстанциях Ленинграда, а под конец он был вызван на заседание какой‑то комиссии при ЦК КПСС. Там начали выяснять, насколько он знаком с сельским хозяйством. Задавали такие вопросы: какой приплод может принести одна свиноматка, каков средний урожай пшеницы с одного гектара? Слушатель был парнем сельским и на все вопросы ответил правильно. И потому его исключили из партии и из училища, но… оставили в армии, на всякий случай отправив в «ссылку» в дальний гарнизон.

	А. Тасминский. 1965 г.

В тот же день мною занимались политический отдел, факультетское начальство, комсомольские органы. На следующий день было созвано внеочередное комсомольское собрание взвода, на котором, по идее политических органов, меня должны были исключить из комсомола.

Но не тут‑то было: «кадеты» и «питоны»**, которых было более половины взвода, не отдали меня в руки «правосудия», а горой выступили в моё оправдание, доказывая, что более стойкого марксиста-ленинца, чем я, в нашем училище еще надо поискать. Да и я не терял присутствия духа и спокойно доказывал, что за моим высказыванием не стояло никакой крамолы, и не принимал в свой адрес никакого обвинения.

Однако через день произошло нечто, что заставило меня капитулировать. Прихожу к своему учителю на консультацию, и что я вижу: он сгорбился, постарел, говорит тихим, чуть дрожащим голосом:

– Толя, скажите, что с вами случилось? Со мной вчера беседовал опер уполномоченный КГБ, и беседу он начал так: «Вам, Александр Александрович, что, надоело жить на свободе? Неужели вам мало восемнадцати лет?» И только после этого он туманно намекнул, что кто‑то из моих учеников где‑то что‑то «ляпнул». А ещё позже он назвал ваше имя…

Ранив душу этого мудрого пожилого человека, мне нанесли решающий удар. И я уступил: на очередной встрече с начальником политического отдела училища частично «признал» свою ошибку и «глубоко раскаялся». Наверное, после безрезультатных «собраний» мое «покаяние», «им» только и нужно было, чтобы сохранить своё лицо. И я им предоставил такую возможность.

Последовавшее вскоре «свержение» Н. С. Хрущёва заставило партийные органы и вовсе отступиться от меня. Пришла пора им задуматься о своей судьбе. Однако в выпускном оценочном листе у меня будет красоваться единственная «тройка» – по партийно-политической работе в Вооружённых Силах. С тех пор в своём кругу однокурсники называли меня иногда китайцем.

Ксан Ксаныч работал над переводом книги известного французского писателя Альфреда де Виньи «Неволя и величие солдата» («Servitude et grandeur militaries»). На его переводах я закреплял своё знание французского языка. Мне давалось задание самостоятельно перевести одну главу, а затем я сравнивал свой перевод с тем, что принесёт наставник. Иногда пытался отстоять свою версию. И был счастлив, когда Ксан Ксаныч один раз заменил своё предложение на моё. Но в основном мои переводы доставляли много весёлых минут моему наставнику. Бывало, одна не замеченная мною буква в конце слова меняла смысл предложения, а то и всего абзаца, на противоположный. И тогда мои уши становились красными, а Ксан Ксаныч потирал руки и от души смеялся. Очень полезная для меня практика в переводе! С тех пор я очень внимателен к каждой букве слова: знаю, она стоит здесь не случайно. Ищи, что хотел автор сказать, выбирая именно это слово!

В 1968 году книга «Неволя и величие солдата» в переводе А. А. Энгельке вышла в свет. Я и сейчас не могу без волнения открыть эту книгу. Читаю и слышу голос моего учителя: «…Я осмотрел оружие и всем, у кого оно оказалось заряженным, приказал вынуть патрон разрядником…», а сам вспоминаю, как по поводу только одного слова «разрядник» мы с Ксан Ксанычем ходили в Артиллерийский музей, рассматривали оружие времён Наполеона, консультировались с хранителем музея о соответствии французского и русского терминов. Тогда в музее мы провели три часа, в течение которых Ксан Ксаныч многое рассказал мне, да и поправил несколько раз хранителя музея, обнаружив неточности в подписях к некоторым музейным экспонатам.

Через тридцать лет я буду ходить по Парижу, держа в руках карту города, которую мы некогда рассматривали с Ксан Ксанычем. Я пройду по улице Альфреда де Виньи (она совсем рядом с русским православным собором) и побываю во многих местах, о которых мне рассказывал мой наставник. А ориентировался в Париже я не хуже, чем в Москве.

Сейчас, по прошествии почти сорока лет, я понимаю, что для меня Александр Александрович Энгельке был носителем духовного начала, которое пробуждало во мне чувство благоговения. В нём я видел не только конкретную личность, но и обобщённый образ представителя старшего поколения, посланца другой, незнакомой мне эпохи.

* По ВВИТУ (Высшее военное инженерно-техническое училище).

** Выпускники Суворовского и Нахимовского училищ (армейский сленг).