ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Лето 2005 № 3 (36)

РЕЦЕНЗИИ

СОЦИАЛИЗАЦИЯ
ГУМАНИЗМА

Валерий Кувакин

В конце 2004 г. в издательстве Иркутского государственного университета вышел сборник научных трудов «Современный гуманизм: Проблемы и перспективы». Научный редактор сборника и один из его ведущих авторов – д‑р филос. наук, проф. А. С. Решетников. Самым отрадным в появлении этой добротной в научном отношении книги является то, что она – явление отнюдь не случайное. Во‑первых, она стала определённым итогом реализации плана работы Иркутского отделения Академии социальных и гуманитарных наук и комплексной исследовательской темы Иркутского государственного университета «Современный гуманизм: теория, методология и социальная практика» ¹. Во‑вторых, она отражает рост интереса учёных к проблематике гуманизма не только как теории, но и как реального социального явления. Сборник стал конструктивной попыткой выйти за рамки чисто исторического и теоретического исследования гуманизма с целью интеграции его идей в объективно существующие области социальной жизни, блокирования или сужения обширных сфер деструктивности и бесчеловечности в России. Как справедливо отмечено в предисловии, «в статьях сборника заложены некоторые основы концептуального подхода к становлению современного гуманизма и его социализации» (с. 7).

По приблизительным расчётам Российского гуманистического общества, сегодня изучением вопросов гуманизма занимаются сотни учёных академической и образовательной сферы. С большей или меньшей периодичностью проходят научные конференции и симпозиумы, посвященные этой теме, издаются сборники статей и материалов. Начался процесс введения учебной познавательно-воспитательной дисциплины «Основы современного гуманизма» в вузах Москвы, Кирова, Нижневартовска, Коломны и других городов РФ. Налаживаются плодотворные контакты с учителями школ через различные общественные организации: «Доживём до понедельника», «Ассоциация учителей за свободу убеждений» и др.

Постепенный отход от абстрактно-философского и идеологического подходов к гуманизму, его восприятие прежде всего как мировоззрения нормальных людей и явления повседневной культурной жизни позволяет увидеть в нём не утопический идеал и прекраснодушную мечту, а широкий спектр реальных возможностей углубления процессов демократизации в России, укрепления гражданского общества, обновления простых норм нравственности и права, повышения самооценки россиян, их уважения к достоинству и другим добродетелям человека.

Несмотря на то, что качество статей сборника весьма различно, в целом он производит впечатление серьёзно продуманного труда. Очевидно, что главная заслуга в этом принадлежит его редактору, проф. В. А. Решетникову, сумевшему придать материалам концептуальную форму. По его словам, в первой его части исследуются методологические аспекты гуманизма, во второй – вопросы становления современного гуманизма, в третьей – проблемы социализации современного гуманизма в контексте реформ российского общества.

Каковы, вкратце, темы, интересующие авторов сборника? Это новые аспекты «качества мира», особенности их научного познания и встраивания в философское мировоззрение (Н. И. Бабенко, В. Я. Брандербург), – кстати, открытия в этой области весьма охотно берёт на вооружение современный гуманизм, особенно ориентирующийся на новейшие формы научного материализма, – общечеловеческие основы преодоления дилеммы «культура – цивилизация» и критика антигуманистических аспектов постиндустриальной культуры (Н. С. Коноплев, В. И. Кудашов), соотношение понятий «национальная идея» и «гуманизм» (В. С. Федчин ²). В данном разделе более всего отвечает его названию статья В. А. Решетникова «Становление современного гуманизма», о которой мы будем говорить ниже.

Второй раздел посвящен взаимодействиям гуманизма с различными сторонами культуры. Здесь помещены работы, связанные с экогуманизмом и ноосферным гуманизмом (Н. А. Абрамова, Е. А. Юйшина, И. И. Арсентьева, К. А. Стародубцева), с ценностными аспектами образования (В. А. Балханов), особенностями проявления гуманистической традиции в русской литературе (С. С. Имихелова) и гуманистическими критериями прогресса. Статьи В. А. Мальчукова и Н. В. Мальчуковой посвящены языковым и коммуникативным вопросам гуманитаризации и гуманизма. Центральной статьёй этого раздела является статья В. А. Решетникова о специфике современного гуманизма как явления культуры. (О ней мы также будем говорить отдельно.)

Заключительная, третья часть сборника посвящена вопросам социализации гуманизма. Авторы этого раздела анализируют международный терроризм как одну из новейших форм антигуманизма (В. А. Абрамов, Г. А. Антонов), обсуждают проблему управления социальными конфликтами как условия гуманизации общественных отношений (А. Е. Кащеев). В ряде статей исследуются различные аспекты связи гуманизма и образования: гуманистическая составляющая образовательного процесса (О. А. Кармадонов), позитивные и негативные факторы информационных технологий в воспитательном и образовательном процессе (И. В. Кудашова), формирование гуманитарной культуры в техническом вузе (В. Е. Осипов). Две статьи этого раздела связаны с рассмотрением общетеоретических и прикладных проблем социализации гуманизма (В. А. Решетников, Е. В. Решетникова).

Различия в позициях исследователей позволяют увидеть многообразие подходов к анализу феномена современного гуманизма. При этом возникает и внутренняя – в рамках сборника – полемика между его авторами. В основном это специально не акцентируемый, но фактически идущий диалог между светскими и религиозными точками зрения на гуманизм. Относительно последних можно заметить, что некоторые религиозно ориентированные ученые склонны поддерживать идею интеграции религиозного сознания в гуманистическую парадигму культуры, а другие – нет.

Один из авторов сборника, А. И. Бобков, ставит вопрос о необходимости осмысления и включения религиозного опыта в процессы «гуманизации мира». Он считает, что есть проблема «нового» человека как «основного дегуманизирующего субъекта современности» ³ (с. 19). Его главными чертами являются слепая вера в рациональные модели общества, самоутверждение без самопознания («в результате – манипулируемый, безответственный субъект, лишённый потребности в самопознании» (с. 19)). Автор исходит в целом из верной предпосылки, утверждая, что «гуманизм сегодня – это не только проблема возвращения человеку человечности, но и в большей степени проблема возвращения человеку тех моментов социальной реальности, которые помогают торжеству человечности над бесчеловечностью» (с. 19) ⁴.

При всей размытости утверждений А. И. Бобкова в них есть достаточно конструктивная идея учёта того общечеловеческого и нравственного, что содержит в себе колоссальный религиозный опыт человечества. Было бы глубоко ошибочно изолироваться от него, либо относиться к нему нигилистически. Современный светский гуманизм не является редукционистским. Напротив, он выдвигает положения о плюрализме ценностей, об объективном единстве общечеловеческих и релятивных норм (в том числе нравственных и религиозных), о свободе совести, диалоге культур и толерантности. Он с уважением относится к многообразию человеческого опыта, признавая суверенным правом человека опираться именно на собственный опыт.

Дефицит конструктивности и какое‑то внутреннее бессилие религиозной критики современного гуманизма обнаруживаются в статье Е. В. Щербакова. Автор демонстрирует хорошую эрудицию, но не может избежать окарикатуривания гуманизма, огульности суждений, элементов демагогии, употребления таких понятий, которые могут хорошо работать в церковной ограде, но становятся пустыми и не функциональными за её пределами («дух», «душа» и пр.). Автор явно смешивает различные исторические формы гуманизма, отрицает возможность религиозного гуманизма, повторяет ставшие уже общим (и ошибочным) местом слова о мировом кризисе гуманизма и его вине за все беды человечества за последние четыре – пять столетий: «Возникает стойкое впечатление: трагический парадокс истории заключается в том, что будучи порождением культуры, проделав гигантскую работу по её углублению, расширению и возвышению, придав ей поистине прекрасные цвета, звуки и формы, гуманизм вместе с тем повинен в её глубочайшем современном кризисе, если не смерти, поскольку развитой, осознавший и воспевший себя гуманизм есть свершившийся соблазн разума» (с. 281).

Думается, что в каком‑то существенном смысле такой пессимизм является отражением кризиса двух типов утопизма: религиозного (православного) и секулярного (марксистско-ленинского). Исток этой мировой скорби – сугубо национальный, поскольку именно в России произошла самая чудовищная подмена гуманизма, в том числе и коммунистического гуманизма молодого Маркса, тоталитаризмом самого отвратительного, ленинско-сталинского типа, неслыханно жестокого в её истории. Большинство стран христианского мира избежали светских тираний, и в них шёл, хотя и непростой, порой попятный и всегда незаметный (особенно для россиян), прогресс гуманизма, ставшего в итоге для демократий Запада естественной – и опять-таки слабо осознаваемой – атмосферой повседневной жизни, гарантией прав и свобод граждан, основой их ценностей и возможностей полноценной жизни.

Не случайно и финал статьи Е. В. Щербакова вызывает чувство недоумения, смешанного с жалостью. Кажется, что автор окончательно запутался и безнадёжно взывает о помощи: «Но прогресса торжества разума уже не остановить. Вырвавшийся на свободу, не контролируемый религией, Бог отождествлен с природой (!) – он самозабвенно грызёт и топчет путы веры, когда‑то сдерживавшие его, не понимая, что тем самым он уничтожает культуру» (с. 300).

Разум, контролируемый религией, – это уже было, и это уже преодолено всем естественным ходом вещей, стремлением людей к свободе, ответственности и культурному прогрессу. Человечество нашло способы ввести конфликт разума и веры в цивилизованные формы, установив разделение сфер их компетенции на основе верховенства закона. Принцип светскости государства, отделение церкви и религии от школы и власти позволяет и разуму – прежде всего науке и образованию, – и вере, т. е. верующим независимо от их конфессиональной принадлежности, иметь свою правомерную, уважаемую и защищаемую законом культурную и социальную нишу. Однако полемика, диалог между верующими и неверующими вполне естественны и необходимы, особенно ввиду того, что в России происходит относительно быстрая мировоззренческая реструктуризация населения. В ходе этого процесса главное – сохранение законности, уважение свободы совести и недопущение каких-либо крайностей, могущих привести к росту межрелигиозной напряжённости и насилию.

И, тем не менее, основная тема научного сборника сибирских учёных вполне позитивна и конструктивна – социализация современного гуманизма, т. е. поиск адекватных областей, методов и форм внесения идей и принципов гуманизма в общественную жизнь страны. Более всего и основательно об этом говорится в статьях В. А. Решетникова. Мне представляется, что именно эта научно-практическая задача наиболее актуальна в нашей стране, несмотря на то, что многие теоретические достижения новейших форм гуманизма не получили ещё своего конкретного осмысления в свете российского социально-исторического контекста.

Материалы В. А. Решетникова, распределённые по трём разделам книги и суммируемые в «Послесловии редактора», в совокупности дают достаточно ёмкое и содержательное представление о новейшей истории и базовых положениях этого планетарного явления, об особенностях формирования российской версии современной гуманистической мировоззренческой и культурной парадигмы. Вместе с тем очевидна и та новизна, которую предлагает В. А. Решетников. Это его достаточно реалистический и конструктивный проект социализации гуманизма. Но прежде чем говорить об этой программе социализации, хочется остановиться на некоторых общих выводах и наблюдениях автора, представляющих несомненный интерес для тех, кто следит или так или иначе вовлечён в исследовательскую и/или социальную практику гуманизма. Во‑первых, приятно отметить, что автор использует результаты научной и издательской работы Российского гуманистического общества» ⁵. Во‑вторых, он видит некоторые общие тенденции процесса формирования новой гуманистической парадигмы в России. И эти наблюдения представляются значимыми. Так, по словам В. А. Решетникова, «…современный гуманизм формируется на основе традиций и в результате влияния процессов глобализации и информатизации, становления иных интерпретаций общества и знания, выдвижения альтернативных концепций межличностных отношений, особенно языка. Есть весомые основания придать ему парадигмальный статус. В этой связи особое научное значение имеет изучение процессов становления современного гуманизма в аспекте интегративных социальных концепций в единстве мировоззренческо-идеологических и институциализированных форм…» (с. 115). Развивая эту мысль, автор подчёркивает, что гуманизм как мировоззрение предполагает его реальное воплощение в жизнь, поскольку он имеет «универсальное значение для жизнедеятельности человека» (с. 116). Но этот универсализм не делает процесс вхождения современной гуманистической парадигмы в общественные отношения ни простым, ни легким. В организационном отношении он только «начинает развиваться, а как парадигма существует пока на стихийном мировоззренческом уровне, является скорее фактором интуитивной веры, чем рационального научного сознания» (с. 133).

В первом приближении вопрос о социализации гуманизма кажется тривиальным, само собой разумеющимся. Но он таков лишь на уровне абстрактного, чисто философского или историко-философского анализа. К чести автора он хорошо понимает это и стремится быть настолько конкретным, насколько это позволяет предмет рассмотрения. Его методологическая установка – освоить прагматические подходы, «которые могут быть технологизированы и стать основой для ориентации человека… иметь существенное значение для процессов социализации» (с. 227).

Каковы же, по мнению автора, формы социализации?

Одна из её форм – собственно мировоззренческая социализация, т. е. научная, воспитательная и культурно-просветительская работа гуманистически ориентированных учёных, педагогов и общественных деятелей. Но от внимания В. А. Решетникова не ускользает и другая её форма, связанная с тем, что «в недрах гуманистического движения зреет и более активное направление, выдвигающее социально-политические цели, стремящееся придать гуманизму более широкое общественное значение» (с. 132). Особенностью такой социализации гуманизма является усмотрение в нем потенциальных возможностей стать идеологией. Такова, с теми или иными оттенками, позиция Ю. Г. Волкова, С. С. Перуанского и др.» ⁶.

Однако, судя по всему, сам В. А. Решетников отдаёт предпочтение иной форме социализации ⁷, специфическое название которой ему ещё предстоит найти (я бы предложил назвать её «доступной социализацией гуманизма»). В центре этой социализации – не просто индивид, осознающий свои экзистенциальные истоки и обладающий человечностью как главным качеством своей жизнедеятельности, а «ассоциированный человек в единстве его связей с доступной социальной средой… Главным в нём становится проблема ответственности человека за доступную ему социальную среду, за сложные процессы микрорегулирования социальной жизни, за семью, род, ближний круг друзей, коллектив, общину. Это не означает, что прежний гуманизм не признавал ответственности или был безответственным, просто ответственность стала на порядок выше. Человеку уже трудно искать истину и правду только в себе самом (кроме монаха или отшельника) без императива доступной социальной среды, которая связана с ним и зависит от него. К таким традиционным регуляторам, как право и мораль, следует добавить сознательное напряжение, деятельное усилие сделать гуманистическое микрорегулирование нравственным долгом современного человека» (с. 230‑231).

Таким образом, субъект «доступной социализации гуманизма» – это человек в неразрывном единстве с его социоприродными связями, активно доступными ему в целях гуманизации и себя, и находящейся в этих связях социальной и природной среды. Главными элементами в структуре такого рода социализации являются «сам человек как уникальная данность, человек и его социальная среда, человек и его природное окружение» (с. 232). Вместе с тем субъект гуманистического социального действия ассоциируется автором «с ростом и развитием личности, с её способностью не только к воспроизводственной, но прежде всего к инновационной деятельности. Поэтому в фокусе внимания гуманизма оказывается определённый перспективный, с точки зрения развития культуры, тип творческого человека» (с. 241). Социализация гуманизма – это и становление общественного человека с развитым чувством ответственности за себя и за своё окружение.

Представляется, что такое понимание социализации наиболее реалистично и актуально, ведь речь идёт о действительно широкой и вместе с тем продуктивной, творческой практике, не требующей ни разработки каких-либо высоких теорий, ни создания каких‑то специальных «гуманистических» партий, политических или государственных институтов. Это та область повседневной жизни, которая всегда рядом с нами и которую можно не заметить, если только закрыть глаза и заткнуть уши. Но социализация гуманизма как практический проект не означает механистичности и рутинности, обходящихся без знаний об особенностях современной культуры, психологии человека, новейших разработок в области антропологии, социологии, философии, педагогики и методологии науки.

Важно и понимание специфики той социализации, о которой говорит В. А. Решетников ⁸. Её средоточие – непосредственная социальная среда гуманистического субъекта: семья, ближайшее местное окружение, локальная общность людей и коллективов этого уровня, создающих неформальные сетевые социальные и социоприродные структуры. Повседневное культивирование «близлежащего мира» и является реальным очеловечиванием социальной среды. Как пишет автор, «чаще всего деятельность человека протекает в семье, соседской или религиозной общине, в производственном коллективе, в добровольных ассоциациях… Именно эти структуры поддерживают гуманистическую структуру и являются объектом приложения сил и регулирования со стороны человека» (с. 416). Автор усматривает генетическое родство (но не тождество или механическое воспроизведение) проекта гуманизации «близлежащего мира» в опыте социальной работы народнических просветителей, в теории «малых дел», в культурной работе российского земства. Определённые надежды В. А. Решетников возлагает на гуманистический потенциал «капиллярного» уровня социальной жизни: «…малые формы ассоциации и кооперации решают конкретные проблемы, саморегулируются и сохраняют дух гуманизма. Большие надежды возлагаются на введение в действие в России Закона о местном самоуправлении, который как раз призван высвободить созидательную энергию людей на «капиллярном» уровне общественного организма» (с. 417).

Усиленное внимание к трансформации ценностных ресурсов гуманизма в социальные реальности различного масштаба заставляет ряд авторов (В. А. Решетникова, А. Д. Сирина, Т. А. Смирнова, Е. В. Решетникова) анализировать понятие среды как местоположения и местодействия социального гуманизма. Наряду с образовательной сферой выделяется деятельность, связанная с социальной работой и трудом лиц «помогающих профессий»: учителя, врача, психолога, социального работника и др. (В принципе, я бы включил в профессию этого типа работников всей сферы услуг, однако реально они могут входить в эту категорию профессий лишь в условиях реальной и зрелой демократии.) В развёрнутом виде концепция социализации гуманизма в процессе социальной работы представлена в статье Е. В. Решетниковой. Автор детально анализирует теорию социальной работы как конкретного вида помощи, являющейся выражением более широкого явления – «гуманизма повседневной жизни и профессиональной деятельности» (с. 381).

Было бы ошибочно думать, что авторы стремятся к повторению индивидуальных и микросоциальных практик прошлого. Они сознательно антиархаичны. Не ограничиваются они и уровнем малых групп. «…Современный гуманизм, – резюмирует В. А. Решетников, – может рассматриваться как вид культуры, имеющей свои детерминирующие возможности. Он предполагает наряду с признанием общечеловеческих ценностей как его смыслообразующего ядра и развитие локольно-культурных подсистем, в которых сконцентрирован национальный гуманистический опыт и отражена специфика человеческого бытия. Это подразумевает как бы «почвенную» ориентацию гуманистической культуры, смену акцента – от человека вообще к творческой личности в конкретной ситуации, вектор влияния гуманизма – от личностной творческой самореализации через гуманизацию кооперативно-коммунитарных отношений к национально-государственным, а затем к общечеловеческим ценностям» (с. 243).

Для меня как «организованного» гуманиста тема социализации гуманизма является особенно привлекательной. Сегодня её разработка – едва ли не главное, стратегическое направление развитие гуманизма как элемента культуры российского общества. Она важна и для теории гуманизма, поскольку позволяет снять чисто умозрительное противоречие между «индивидуал-гуманизмом» и «социал-гуманизмом». Это выход теории, идей современного гуманизма в практику общественной жизни, в которой личное и общественное перестают быть альтернативами или чем‑то плохо совместимым.

Предлагаемые в сборнике научных трудов подходы способны стать серьёзным стимулом для укрепления и развития позитивных ресурсов российского общества. Для самого начинающегося гуманистического движения эти подходы могут быть способом преодоления его внутренних трудностей как теоретического, так и организационного порядка. Не секрет, что идея гуманизма встречает на своём пути к общественному сознанию существенные препятствия. В рецензируемой работе есть глубокое понимание ситуации, в которой оказывается российский гуманизм. Но, несмотря на элементы пессимизма в отношении перспектив его распространения и укрепления в культуре и повседневности, в целом книга оптимистична и конструктивна. Она предлагает реалистические инновационные идеи социализации гуманизма. В ней, кроме того, дана формулировка основных направлений дальнейшего научного исследования в этой области (с. 244‑245).

Российское гуманистическое общество готово всячески поддержать предложенный сибирскими учёными проект этой исследовательской программы.

После знакомства с книгой возникает потребность сказать о многом. Работа подкупает основательностью подхода к гуманистическому мировоззрению, желанием отыскать реалистические пути его «привязки» к отечественному социокультурному контексту. В ней практически нет того невольного высокомерия, когда гуманизм рассматривается с туманных вершин метафизики или «метагуманистической» точки зрения. Большинство авторов не питают и подозрительного отношения к гуманизму, не усматривают в нём новейших и особенно утончённых форм репрессивности и демонизма. Но они и не идеализируют гуманизм, понимая его как исторически изменчивый, доступный критике, не рецептурный феномен, не обещающий ни вечного спасения, ни «окончательного» всеобщего счастья.

Жаль, что книга издана тиражом всего 500 экземпляров. Хочется пожелать, чтобы она была замечена широкой философской, социологической, психологической и педагогической общественностью, чтобы её идеи были учтены в деятельности неправительственных общественных организаций и тех государственных структур, которые призваны выполнять конкретные социальные функции в отношении граждан России. Ведь наступило время серьёзной государственной – правовой, организационной, материальной и финансовой – поддержки целенаправленных и специализированных программ гуманизации российского общества.

¹ Формирование программ по научному исследованию гуманизма – признак признания большой теоретической и социальной значимости этого вопроса. Такие исследовательские проекты не единичны. Во Владимирском государственном педагогическом университете работает группа учёных (Ф. В. Цанн‑Кай‑Си, Е. А. Плеханов, П. А. Белоусов) по теме «Философско-антропологическая аналитика гуманизма». В Коломенском институте Московского государственного открытого университета, в котором создан Центр исследования гуманизма, ведётся научная разработка темы: «Гуманизм в современной России» (А. В. Башкин, В. А. Высотина, А. А. Кудишина и др.). В 1997 г. при философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова был открыт аналогичный центр, в рамках которого изучаются вопросы гуманизма, ведётся разработка учебных материалов по курсу «Основы современного гуманизма» (В. А. Кувакин, В. А. Разин, Г. В. Гивишвили, А. Г. Круглов и др.).

² Рамки рецензии, к сожалению, не позволяют дать анализ всем статьям сборника, но нельзя не отметить, хотя бы в примечании, что автор даёт взвешенный анализ проблем национального развития, удачно аргументирует слабость принципа «редукции к геополитике» при решении вопросов человеческого существования. Прав он и в том, что «удача гуманистического строительства в нашем обществе не может быть осознана иначе – и прежде всего – как своя внутренняя задача, как задача прояснения и решения своих внутренних проблем» (с. 158).

³ Надо заметить, что, говоря о «новом» человеке, автор выбрал не совсем удачное определение. «Новым человеком» долгое время считали «строителя коммунизма». Была даже специальная «морально-политическая» программа воспитания «нового человека». Сегодня ситуация существенно иная, иными являются и черты человека переходного периода, причем процессы диверсификации явно превалируют над тенденциями к унификации мировоззрения различных слоев населения.

⁴ Не могу не отметить в этой связи неадекватность, на мой взгляд, стилистики и психологии этого пассажа, характерного, впрочем, для всей статьи. Что значит «возвращения человеку человечности»? Во‑первых, сомнительно, чтобы она у него когда‑то была в своей «изначальной» чистоте и полноте. Это – отголосок мифов об ушедшем в прошлое золотом веке либо неосознанная экстраполяция христианских представлений о райском истоке человека и его грехопадении. Во‑вторых, неясно, кто возвращает человечность: человек сам себе или нечто внешнее по отношению к нему. Если последнее, то история показывает, что ещё не было ни одного случая, чтобы «подаренная» и таким образом «возвращённая» человеку человечность не оборачивалась бесчеловечностью и тоталитаризмом. В России это понимали плохо, а тех, кто понимал (вспомним «легенду» о Великом инквизиторе Ф. Достоевского), слишком плохо слышали и слушают сегодня. Далее, что значит «торжество человечности над бесчеловечностью»? Хочется несколько успокоить и снизить мессианский пафос автора, в котором смешана коммунистическая риторика (вспомним о рефрене «торжества коммунизма») и религиозное рвение. Не будет никогда никакого «торжества» человечности над бесчеловечностью. Таковое может мниться только финалистскому или эсхатологическому сознанию, поскольку это возможно только е случае Второго пришествия или в раю. Но автор так далеко не заглядывает.

⁵ К сожалению, большая часть авторов не цитируют материалов журнала «Здравый смысл» или какую-либо из изданных или переведённых РГО книг. Это можно объяснить главным образом малыми тиражами публикуемых нами изданий. Но позволительно предположить и то, что иногда исследователь обнаруживает недостаток воли выйти из круга уже избранной им историографии, предпочитая обходиться классикой или широко признанными именами. Нельзя исключать и того, что вся совокупность результатов научных разработок, поддерживаемых РГО, ещё далека от того, чтобы они позволяли говорить о достижении каких‑то пороговых, зрелых представлений о предмете исследований. «При характеристике современного гуманизма мы, – справедливо пишет В. А. Решетников, – сталкиваемся с удивительным дефицитом современных отечественных исследований» (с. 115). Давая общую характеристику изучения гуманизма в России, автор заключает: «Чаще всего вне поля их (профессиональных философов – В. К.) зрения оказываются мировоззренческие проявления гуманизма и его функционирование на обыденном уровне» (с. 116).

⁶ На мой взгляд, наиболее радикальной и вместе с тем внутренне противоречивой представляется позиция Ю. Г. Волкова, который, думается, пошёл по самому «соблазнительному» пути: заменить слово «коммунизм» на слово «гуманизм», добавить немного религиозной риторики и огульной критики «либерал-империализма» и развернуть знамёна в защиту «гуманистической идеологии» России. Оригинальную «потребностно-распределительную» концепцию гуманизма как идеологии сформулировал С. С. Перуанский. Он же – сторонник создания гуманистической партии в России (в чём его поддерживает А. С. Шутов и др.). Среди других проявлений «социал-гуманизма» В. А. Решетников называет программы Свердловского социально-гуманистического движения «Берег» и Центра реального гуманизма (Полоцк) Ю. Ротенфельда. К этому можно добавить лидеров идейно-политического движения г. Кирова, группирующихся вокруг газеты «К гуманизму», и Кировского регионального отделения РГО (председатель КО РГО А. С. Шутов).

⁷ Я делаю такое предположение на основе неприятия автором установок на социоцентризм и на теоцентризм в понимании человека. В более конкретной форме осторожное отношение к непосредственной политизации гуманизма он выражает следующим образом: «Парадокс гуманизма, на наш взгляд, состоит в том, что сам по себе он не способен сформировать сильное идеологическое или политическое движение. Для реализации этого он нуждается в промежуточных структурах. Но как только гуманизм приобретает институциализированные формы, обрастает аппаратом, так сразу же формируется возможность злоупотребления идеалами гуманизма и он превращается в свою противоположность» (с. 417).

⁸ В ходе изложения базовых положений своей концепции социализации гуманизма автор отмечает и возникновение ряда семантических проблем, в частности, необходимости прояснения смыслового соотношения понятий «гуманитаризация» и «гуманизация», «социализация» и «гуманизация», «гуманистическая культура» и «гуманитарная культура» и др.