ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Весна 2006 № 2 (39)

МНЕНИЯ

Искусственный отбор, качество меха и Россия в XX веке
Николай Каверин

о времени выхода в свет труда Чарльза Дарвина «Происхождение видов» биологи не перестают спорить о значении естественного отбора в эволюции живых существ. Главный ли это фактор, как считал Дарвин? Или второстепенный, как полагают сторонники концепции Кимуры? Пусть спорят. Мы же напомним, что аргументация Дарвина строилась в значительной степени на весьма наглядных успехах отбора искусственного. Действительно, если о роли тех или иных факторов в естественной эволюции можно спорить, то в происхождении огромного разнообразия пород собак, голубей, рогатого скота несомненна ведущая роль искусственного отбора. Если бы не отбирали, так и пород бы не было. А как отбирают? Известно как. Сохраняют те особи, у которых ярко выражен определённый набор признаков, а остальных, у которых не выражен, – уничтожают. Через несколько поколений желательный признак или набор признаков закрепляется.

Но иногда бывает, что закрепляются не только желательные признаки, но и такие, в которых селекционер вовсе не заинтересован. Ещё Дарвин отметил, что кошки с голубыми глазами страдают повреждением слуха. Это явление, называемое ковариацией, или сцеплением признаков, может иметь разные механизмы, но это для нас сейчас неважно. Важно, что из-за этого явления искусственный отбор иногда приводит к неожиданным результатам.

Академик Д. К. Беляев хотел вывести послушную породу черно-бурых лисиц. Таких, которые не кусали бы работников питомника. Цель была благая – уменьшить производственный травматизм у зоотехников. И дело пошло. Отобранные животные нормально плодились и в третьем поколении утратили агрессивный нрав хищников. Они перестали кусаться. Они даже стали тявкать по-собачьи и вилять хвостами. Но вот беда – у них резко ухудшилось качество меха. Эксперимент был прекращён, послушную породу ликвидировали. Пришлось продолжать разводить непослушных, кусающихся. Но имеющих хороший мех.

Ну хорошо, это всё про животных. А что у человека?

Считается, что современный человек, подвид Homo sapiens sapiens, не эволюционирует биологически. На изменения среды человек отвечает не изменением своих биологических признаков, а созданием разного рода технических приспособлений. У слонов при их продвижении к северу отбирались особи с длинной шерстью, и так возникли мамонты. А человеку нет надобности обрастать шерстью. Достаточно надеть выделанную звериную шкуру а потом научиться прясть шерсть. И можно спокойно оставаться безволосым. Естественный отбор больше не действует. А искусственный?

XX век богат примерами массового истребления людей. Те, кто выживал при этих истреблениях, – обладали ли они какими-то особыми качествами? Если обладали – значит, у последующих поколений должны были накапливаться определённые генетические признаки. Те, что помогли предкам выжить. Но это только в том случае, если истребление осуществлялось избирательно. Так, чтобы те, у кого не было определённого признака или он был слабо выражен, истреблялись, а те, у кого он был, оставались живы и давали потомство.

Далеко не все случаи массового уничтожения людей были избирательными. Атомные бомбы, уничтожившие жителей Хиросимы и Нагасаки, никакой избирательностью не обладали. Нет никаких оснований полагать, что жители Нагой или Осаки, на которых не сбросили атомную бомбу, чем-либо существенно отличались от погибших жителей Хиросимы и Нагасаки. Но так бывало не всегда.

Российская история XX в. особенно богата массовыми истреблениями людей. Гражданская война, коллективизация с «раскулачиванием» и высылкой крестьян на верную смерть в тайгу, «большой террор» 1930-х гг., гигантские потери военного времени, новые репрессии в послевоенные годы. Были ли эти многомиллионные потери столь же неизбирательными, сплошными, случайными, как гибель людей при атомных бомбардировках? Вопрос не столь прост, как может показаться.

Да, во многом гибель была как бы случайной. На войне, хоть гражданской, хоть мировой или любой другой, пуля и снаряд не выбирают людей по каким-либо признакам. Да и во время репрессий карающий меч часто не разбирал – один человек под него попадал, а другой, ничем заметно не отличающийся, оставался на воле. В 1937 – 1938 гг. такое отсутствие избирательности было даже неизбежным – органам НКВД спускали контрольные цифры, нужно было за определённый срок репрессировать определённое количество, и какой же тут отбор? Хватай кого попало, выбивай показания, а как набрали нужное количество – остальные могут жить спокойно. До следующего квартала. Так что, казалось бы, никакого искусственного отбора. Как на войне, так и при репрессиях, все равны, у всех одинаковая вероятность получить пулю – от неприятеля или от исполнителя приговора.

Так ли? Одинаковая ли?

Рассмотрим поочередно величайшие катастрофы XX века в России. Гражданская война. Советские историки всегда утверждали, что не большевики её начали. Большевики только требовали, чтобы все подчинились воле партии, выражавшей волю рабочего класса в соответствии с законами истории. А те, кто не захотел подчиниться, подняли оружие против большевиков и начали гражданскую войну. И кое в чем советские историки были не так уж не правы. Выражали ли большевики волю рабочего класса, правильно ли они понимали законы истории, – это особые вопросы, мы здесь их разбирать не будем. А вот то, что против большевиков выступили те, кто не пожелал им подчиниться, – это несомненно. Выступили – и проиграли. Погибли в годы Гражданской войны, ушли в эмиграцию. Гражданская война была первым массовым устранением непослушных.

В годы, последовавшие за Гражданской войной, это устранение продолжалось. «Философский пароход», Соловки, разгром всех оппозиций в партии, репрессии против церкви. Но все же людские потери были количественно несравнимы с потерями во время Гражданской войны. До самой коллективизации.

Считается, что во время коллективизации расправа проходила по признаку благосостояния. Раскулачивали тех, кто был настолько состоятелен, чтобы нанимать сезонных рабочих, батраков. Кто нанимает батраков – тот кулак, эксплуататор наёмного труда, и, стало быть, подлежит ликвидации. Казалось бы, это не устранение непослушных. Отбор идет по другому признаку, по зажиточности. Но это только на первый взгляд. Кроме кулаков, были ещё «подкулачники».

Подкулачники – это вовсе не мелкие кулаки, как можно было бы подумать. Подкулачник – это тот, кто подпевает кулакам, враг колхозного строя. Иными словами, это тот, кто недоволен коллективизацией. Непослушный.

Много ли их было, подкулачников? Похоже, что очень много. По свидетельству Черчилля, Сталин назвал цифру 10 миллионов погибших при коллективизации. В документах времен коллективизации приводятся значительно меньшие цифры раскулаченных. Но Сталин, наверно, знал, что говорил. Раскулачивали кулаков, они и фигурируют в документах. А подкулачников чаще просто арестовывали. Не имело смысла их раскулачивать, они ведь не были зажиточными «эксплуататорами». Они были непослушными.

Во время репрессий конца 1930-х гг., в эпоху «Большого террора», всякий, как мы уже отметили, мог попасть под каток репрессий. Но всё-таки вероятность такой судьбы была для разных людей не совсем одинакова. Тот, кто молчал, мог попасть, а мог и не попасть. Но вот тот, кто не молчал, кто выражал неудовольствие или недоумение, кто не верил в виновность «врагов народа» и не скрывал этого или скрывал недостаточно умело – тот уж попадал наверняка. Так что и тут было преимущественное устранение непослушных.

А в годы войны? Казалось бы, всё наоборот. Как невыполнение приказа, так и самое точное его выполнение не спасало от гибели. Но нет, не всё так просто. Военная цензура позволяла выявлять и истреблять тех, кто проявлял непослушание в мыслях. Таких непослушных, как капитан Солженицын. В конце войны и в первые послевоенные годы таких людей было очень много. «Поток» 1945 г. был сравним с «потоком» 1937 – 1938 гг. После войны хватали «повторников» (тех, кто отбыл срок, полученный в 1937 – 1938 гг.) и добавляли к ним новых. «Ленинградское дело», Западная Украина, Прибалтика.

После смерти Сталина истребление непослушных утратило массовый характер. Изымались отдельные особи. Диссиденты.

Для всякой власти, не только советской, удобнее иметь дело с послушным населением. Мы видим эту тенденцию и сегодня. Непослушные либо погибают при не совсем понятных обстоятельствах, либо попадают в тюрьму. Правда, устранение непослушных в наше время пока не имеет массового характера. Хотя в Чечне, пожалуй, имеет. Но в целом по России – нет. Пока.

Но ведь с 1918 по 1953 гг. шёл массовый искусственный отбор. Устраняли непослушных, оставляли – послушных. Два поколения. С тех пор миновали ещё два или три поколения. Результаты отбора должны начать сказываться. Стали ли мы послушными, как те чернобурки академика Беляева? Не знаю. Возможно, стали. Такие действия власти, как давление на суд, ограничение избирательного права и свободы информации, фальсификации на выборах («административный ресурс») воспринимаются населением России, по всей видимости, довольно равнодушно, ропота не слышно. Хотя, с другой стороны, случаются и протесты, особенно когда власть прямо покушается на уровень потребления. Может быть, признак послушности ещё не вполне закрепился. Но вот как насчёт качества меха?

Представители власти часто сетуют на трудности с подбором кадров. Милиция берёт взятки – так где же их взять, честных милиционеров? Призывников берут в армию, не глядя на болезни, – так ведь где же их взять, здоровых? Ведь и среди школьников процент полностью здоровых невелик. Словом, с качеством меха дело обстоит неважно, это очевидно. Но устранение непослушных продолжается. Галина Старовойтова, Сергей Юшенков, Юрий Щекочихин, Михаил Ходорковский, национал-большевики – что между ними общего? Да вот это и есть общее – все они непослушные.