ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Зима 2007/2008 № 1 (46)
РЕПЛИКИ, ОТЗЫВЫ, ПИСЬМА ЧИТАТЕЛЕЙ
«Тогда это было
как бомба!» |
О книге Г. И. Абелева “Очерки научной жизни”
(письмо однокурсницы) |
Инна Гумина
Книга мне очень понравилась. На самом деле, она не просто понравилась, а как теперь принято говорить, зацепила. Много раз
мысленно (и не только) возвращаюсь к ней, рассказываю и даже (прошу прощения у автора) – цитирую.
Многое из этой книги, представляющей собой сборник работ разных лет, я читала и раньше. Статью об этике в науке – очень давно, ещё в журнале
«Химия и жизнь». Тогда это было как бомба! Говорить так громко о свободе научного поиска, о международном характере науки и независимости её от
политики было вовсе не принято. Понятно, почему статья долгие годы не публиковалась, а после у редакции были серьёзные неприятности. Бандитское было
время. Сейчас прочитала как бы «на новенького», и – с не меньшим интересом. Всё-таки как часто от решения учёного, от его
морального выбора зависела судьба не только его собственная, но и целого научного направления! И проклятые вопросы, стоящие на пути – чисто
моральные. Заниматься ли интересным, но, скажем мягко, непопулярным вопросом? Идти ли в направлении, подсказанном интуицией, и вести ли по
этому пути сотрудников? Вступиться ли за коллегу или отмолчаться? Воевать ли с начальством для приобретения (или сохранения) хорошего
сотрудника? Проголосовать ЗА плохую диссертацию, если кажется, что автор представляется перспективным? Или просто не явиться на Учёный совет? Как
опасно идти на компромисс! Один компромисс всегда тянет за собой другой. Но ведь и проявлять стойкость тоже опасно, когда человеку есть что терять.
И опять же – ответственность не только за себя, но и за своих сотрудников и коллег…
На самом деле, если писать такую рецензию на эту книгу, какой она заслуживает, то некоторые главы надо просто переписать. Дословно. Или написать
статью, объёмом чуть ли не большим, чем интересные (для меня, например) главы. Поэтому – только пунктиром.
Атмосфера того времени ощущается просто кожей. Масса каких-то посторонних дел, отвлекающих, изматывающих, мешающих работать. Планы,
отчёты, постоянные вмешательства администрации, вызовы в дирекцию, в 1-ый отдел, в отдел кадров… А чего стоили настойчивые
требования начальства разных уровней определить точные календарные сроки окончания работы! Автору книги, как руководителю крупного отдела, возможно,
это и не так видно было. А я, например, многократно слышала недовольный и даже несколько иронический вопрос: «Ну и сколько Вам ещё надо времени,
чтобы проверить этот результат? Сколько??». И желание как-то избежать контактов с ничего не понимающим начальством. Или обмануть,
обойти, отгородиться. А сколько раз я сталкивалась с людьми совсем случайными в науке, с абсолютно антинаучным устройством мозгов… Помню, почти
сразу после университета три года работала лаборанткой в клинической лаборатории одного «прикладного» института. Со всеми вытекающими обязанностями
(брать кровь у больных, делать анализы и пр.). Там сменился заведующий и пришла некая Л. Г. С., известная медикам как автор Руководства
по клинической диагностике. Женщина огромных габаритов, уже немолодая, очень партийная и чудовищно невежественная. Но это я поняла потом.
А вначале с готовностью включилась в её тематику. Получила какие-то результаты. С моей точки зрения явно недостоверные –
большой разброс из-за плохого метода, который и сам требовал серьёзной доработки. О чём я дрожащим голосом (совсем ведь девчонка
была, лаборантка) и сообщила профессору Л. Г. Но для срочной публикации часть данных, не вмещающихся в её концепцию (правую часть
Гауссовой кривой), она решила просто отбросить. Я ещё более дрожащим голосом возразила – мы не можем эти цифры отбросить, я же их
получила! – «Ну и что – авторитетно говорит двухметроворостая Л. Г. – остальное же мы тоже получили!». Тут я уже просто отчаянно
заявила, что так нельзя и я такую работу не подпишу (!!!). Она только головой покачала, снисходя к моей, как она понимала, глупой неопытности:
вот, мол, дурочка, от публикации отказывается. И работа вышла просто без моей подписи. Уже не помню где. А бояться мне было чего – год
после университета нигде не могла устроиться на работу. Мама – в Северном Казахстане «за связь с троцкистским подпольем»… Но была страшно горда,
что всё-таки высказалась. Как бы маленькая победа. И очень была рада, что не было моей подписи под такой «интерпретацией
результатов».
В книге Г. И. Абелева меня сильно затронул вопрос о провинциальности в науке. С этим много раз сталкивалась. И не всегда умела
сформулировать даже для самой себя…
|
|
А. Е. Гурвич. 1970-е гг. |
|
В связи с очень понятной проблемой планирования в науке, вспомнила, как обходил этот вопрос другой известный учёный-биолог, В. И. Агол. План
был годовой, и В. И. планировал на будущий год уже сделанную в прошлом году работу, Это было беспроигрышно. И весь год лаборатория спокойно
занималась поисковыми исследованиями с непредсказуемым результатом. А через год полученный результат включал в план. Никто из начальства особенно
не вникал в суть. Да и не мог. Впрочем, не с каждым директором это сошло бы. Да и не всегда можно было иметь в «заначке» столько, чтобы хватило
на весь будущий год… А в сегодняшних условиях конкуренции, грантов и «бдительного ока» квалифицированных экспертов – наверно, и вовсе
никогда не прошло бы. Да и не нужно, как я поняла.
Сейчас совсем другие (кстати, довольно неожиданные для тогдашнего времени) проблемы. Например, пресловутая «утечка мозгов». В наше тогдашнее
время все «мозги» имели «постоянную прописку» и «жилплощадь». В Академгородках, например, было проще получить эту прописку и более подходящую
жилплощадь. А в Новосибирском Академгородке (про другие не знаю), вдобавок к жилплощади, состав и объём продовольственных «заказов» у докторов
был много лучше, чем у простых кандидатов. О членкорах уж и не говорю. Т. е. «пряник» был частью государственной политики развития
науки.
Есть у меня ещё соображения об «утечке мозгов» как бы с противоположной стороны – со стороны эмигрировавших учёных. Не столь мрачные. Но это
уже другая тема…
Хорошо помню, как бурлила и кипела вся научная и околонаучная Москва, когда следила за «делом Гурвича» и событиями, связанными с ликвидацией «бывшего
отдела Зильбера» – отдела, руководимого Г. И. Абелевым. Эти главы читаются буквально как детектив – оторваться невозможно.
А Президиум выглядит почти карикатурно. Так и видишь в плохо освещенном, сером и прокуренном кабинете за длинным столом усталых и сонных
академиков весьма преклонного возраста, доброжелательных и безразличных. И среди них печально известный психиатр Снежневский с интеллигентным
лицом и обезоруживающе приятной улыбкой. Резиновая стенка, которую, говорят, пробить труднее, чем бронированную. Об неё и споткнулся автор книги.
И вышел из испытания с честью. Да, может быть, и «всё к лучшему в этом лучшем из миров»…
Надо сказать, что у книги очень удачное название – оно объемлет все затронутые вопросы. Включая очень любопытный для меня, и, уверена, для
большинства читателей автобиографический очерк. Очень точным мне кажется термин «альтернативная наука»…
|
|
|
Г. И. Абелев. 1970-е гг. |
Если учёный занимает своё место по праву, то это порождает в нём чувство устойчивости, независимости, внутренний
свободы и уравновешенности, то есть создаёт условия, когда легко услышать голос совести. Такой человек дорожит своей честью, он чувствует себя
органической частью науки, её носителем и деятелем, для него изменить принципам науки значит лишить себя смысла собственного существования.
Иное дело – человек не на своём месте. Профессиональная этика без профессионализма превращается в мёртвую формальность. Нет внутренней
уверенности ни в себе, ни в собственном мнении; нет не только внутренней, но и внешней независимости, так как своим положением ты кому-то
обязан; надо казаться не тем, что ты есть, надо не жить, а играть роль, надо подбирать людей от тебя зависимых, – человек не на своём месте
неизбежно порождает подобных себе, так как только на них он может надёжно опереться.
Человек не на своём месте, если он не враг себе, – враг научной этики. Ибо этика поддерживает естественную структуру науки, естественную иерархию
её членов, основанную на научном авторитете, или точнее, на авторитете в той функции, которую выполняет учёный или администратор. Человек не на своём
месте – явление гораздо более грозное, чем просто пустое место; это активно опустошающая сила, создающая вокруг себя мёртвую зону.
Из-за таких людей простые нормы научной этики становятся временами недостижимыми идеалами, требующими подлинно гражданского мужества,
риска и энергии.
В жизни учёного нередко возникают ситуации, когда ради этичного поступка он вынужден жертвовать интересами своей собственной работы. Причём эффект
такого поступка кажется иногда несоизмеримо меньшим платы за него. <…> Однако при прагматическом подходе, во-первых, полностью
игнорируется громадный моральный ущерб для самого учёного, ставшего на путь морального компромисса, во-вторых, подрываются этические
основы научного сообщества и, в-третьих, опасность представляют собой отдалённые последствия неэтичных поступков.
Из статьи Э. А. Абелевой и Г. И. Абелева “Этика – цемент науки” |
|