Альманах «СВЕТСКИЙ СОЮЗ»
к содержанию альманаха

К главе «ЖИВОТНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОГО ЧУВСТВА» =>>

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЧУВСТВА РЕЛИГИОЗНОСТИ
(Отрывки из книги «Философия гуманизма»)

Гиви ГИВИШВИЛИ*

Все религиозные учения, независимо от различий в условиях их рождения, идеологической тональности, преследуемых целей и отношения к идее бога (богов), со временем сближались между собой (конвергировали), унифицировались и приобретали родовые черты традиционных религий стихий. Даже почти сугубо этические концепции Будды, Лаоцзы и Конфуция, в которых богам уделялось самое незначительное внимание, в конце концов становились полноценными религиозными системами. Они обрастали обрядностью и культами, на их фундаменте воздвигались монастыри и образовывались общины, внутри них возникали учения и секты. За исключением конфуцианства все учения породили особые группы или сословия людей – священнослужителей – экспертов по толкованию догматов учений и контролю за соблюдением связанных с ними культов.

Переняв у традиционных религий стихий их внешние атрибуты и символы веры, нынешние ведущие религиозные учения совершенно вытеснили своих конкурентов-предшественников из коллективного сознания людей. Трём из них даже удалось обрести статус мировых религий.

Отчего победители – Будда, Иисус и Мухаммед празднуют свой триумф? Прежде всего благодаря ставке на проблемы нравственности.

Поверженных богов мало интересовали тонкости морали ¹. Тщеславные и властолюбивые, падкие на лесть, часто кровожадные и беспутные, и всегда беспринципные как первые лица «протосоциализма», они ставили перед собой простую и незамысловатую цель – сломить сопротивление, приручить и цивилизовать – во вполне восточном духе – первобытного дикаря, ещё не свыкшегося с ярмом на шее. Иными словами, они приучали его примиряться с фактом возникшей иерархии в отношениях между людьми, принимать это неравенство как должное, как некий неоспоримый и необсуждаемый высший закон космического порядка. Ибо править непокорными и своевольными подданными – всё равно, что курить, сидя на пороховой бочке.

Но далеко ли уедешь на голом насилии? Будто бы в полном согласии с третьим законом Ньютона оно и в общественной жизни вызывает естественное и неотвратимое противодействие. Поэтому из необходимости придания государству устойчивости и стабильности рождалась потребность раз и навсегда обуздать нрав узников города – нового места обитания потомков вчерашнего бродяги-охотника. Чтобы троны новопрестольных царей стали незыблемы, грубое, прямое насилие над подданными должно было смениться насилием изощрённым и косвенным. Таково было настоятельное требование перехода от доцивилизованного к цивилизованному состоянию общества. Его-то и уловили тонким своим слухом пророки.

Им следовало решить задачу совмещения двух внешне прямо противоположных целей: с заоблачных высот «спуститься» к человеку, «достучаться» до его сердца, и, вместе с тем, «подняться» до идеи абсолютной власти, стоящей бесконечно выше, дальше земных царей. Её, не подлежащий малейшему сомнению, священный авторитет должен был служить залогом справедливости и оправданием всему, происходящему между людьми. Прежде всего, разумеется, происходящему между власть имеющими и подчиненными ей. А эти последние, в свою очередь, должны были быть уверены, что будут услышаны тем, кто вершит высшее правосудие в этом и том мирах. У человека отнимали свободу. Он уже был готов смириться де-факто и де-юре с этим в обмен на то, чтобы кто-то или что-то возместило бы ему потерю. Этого требовало подсознание, внутренний голос, память об уже мифическом былом.

Каждый пророк решал общую для всех проблему сообразно своему жизненному опыту, своим представлениям и обычаям своего окружения. И козырной картой в игре с коллективным сознанием людей у всех у них стала нравственность. Потому что примирить «возвышение» идеи сверхъестественного до абсолюта, и «понижение» её до человеческого уровня (до прямого контакта с человеком) могло только обращение к морали. Но морали коллективной и соответствующим образом препарированной, в которой уже возникли и стали играть ключевую роль понятия о справедливости, личном чувстве долга, обязательствах и принципах, воздаянии и возмездии.

Несколько курьезно «запрограммированная» двойственность проявилась в чертах Атона, преобразованного в Яхве. Прежний, бесстрастно величественный, но материально конкретный господин Солнце принял более универсально абсолютный облик всевышнего с одной стороны, но с другой – измельчал. Он стал суетлив, у него проявились свойственные национальным богам человеческие пристрастия, симпатии и антипатии. И нравственность его приобрела избирательный характер, сулившей «нашим» благо, «не нашим» – зло. В речах Зороастра и Конфуция нравственность играет едва ли не первую скрипку. Но, разумеется, каждый из них придает ей своё особое звучание, стараясь угодить «верхам» и наставить на путь истинный «низы».

Будду, который совсем было отдалился от богов, «вернули» в их общество. Но личностная инициатива, индивидуальное шествие по пути к нирване осталось в его учении всё же превалирующим началом.

Впрочем, идеологические противники Сиддхартхи – брахманы ответили ударом на удар: демократизировали собственные культы, развили учение об аватарах-нисхождениях. Согласно последнему каждое небесное божество могло иметь земное воплощение. Так аватарой стал Вишну в образе спасителя Кришны. В конечном счете брахманы вытеснили учение Будды за пределы Индии, и лишь у её соседей обрело оно вторую родину.

От Иисуса, который проповедовал для «своих», свои же и отвернулись. Зато с распростертыми объятиями приняли его просвещенные греки с римлянами и германо-славянские варвары. Ведь он полнее других воплощал в себе двойственную идею человекобога – как сын бога и одновременно как смертный, гибнущий на кресте. Современный верующий человек непоколебим в своём убеждении, будто вера, и только она, смягчает души и очищает сердца, будто, только шествуя по стезе веры, человек приобщается к добродетели и освобождается от пороков и зла.

Какие же подвижки в нравах людей, разделяющих принципы религиозных доктрин, произошли за последние три тысячи лет?

Стали ли они честнее, благороднее, гуманнее? Стали ли лучше относиться друг к другу? В Китае сошли на нет обычаи человеческих жертвоприношений, иудаизм также отверг эту чудовищную традицию. Но кто докажет, что в других отношениях китайский, еврейский или арабский национальные менталитеты стали образцом добросердечия? Буддизм не проявил мягкости к и без того кротким нравам индийцев. А кампучийский изверг Пол Пот вырос на идеях буддизма, бывшего государственной религией вплоть до ХХ столетия.

В том, что христианство оказало сильное и благотворное влияние на нравы европейцев, искренне убеждены многие современные христиане. Удивительно, как прочно внедряются в коллективное сознание людей заблуждения и стереотипы. Те, кто утверждает, будто христианство приобщило Запад к возвышенным нравственным идеям, похоже не задумываются над смыслом своего утверждения. Взывая к всепрощающей любви к ненавидящим, не Иисус ли, одновременно, грозил адом тем, кто не способен на такое противоестественное чувство? Но это аморально, лицемерно, фальшиво, театрально и недостойно порядочного человека! Если бы его апологеты потрудились задуматься над тем, что породило инквизицию, спровоцировало братоубийственные войны, развратило «святую» римскую церковь, они бы поняли, что их общей первопричиной явилось одно – принцип двойных стандартов учения Христа. Этот внутренний порок учения, и прежде всего он, ответствен за всё зло, совершенное во имя Христово.

Человек не так плох, как плоха идея, ради которой он готов убивать себе подобных. Вплоть до эпохи Возрождения, т. е. в течение почти пятнадцати веков, христианство безраздельно господствовало над умами и сердцами европейцев. И каков результат? Можно ли сказать, что средневековый Запад явил собой эталон или идеал? Напротив, он представлялся скопищем всеобщих больших и малых пороков. А нравственность европейцев стала меняться к лучшему только после того, как в их коллективное сознание стала проникать идея гуманизма.

Выстраивая религиозные учения в единый временной ряд, в них можно отметить еще одну черту, в особенности свойственную монотеистическим религиям. Я имею в виду возрастание их агрессивности. Если Эхнатон конфликтовал только с жрецами, а Моисей воевал за место под солнцем для своего народа и на большее, в сущности, не претендовал, то Христос и, тем более, Мухаммед притязали на власть над всем миром. Опять-таки, если Иисус уповал главным образом на силу убеждений, то Мухаммед открыто признавал войну за веру священным долгом всех мусульман.

Помимо возрастания агрессивности, усиление религиозного чувства проявилось также и в возникновении великого множества течений как в рамках «титульных» религий, так и вне сфер их влияния. Христианство давно раскололось на католическую, православную, протестантскую и другие церкви, в которых, в свою очередь, размножились собственные секты. Мусульмане сначала разделились на суннитов и шиитов, а затем в исламе появились секты суфистов, ваххабитов, бехаистов и т. д., и т. п. Особенно щедрыми на урожай новых религий выдались последние века, «подарившие» нам мормонов и сайентологов, последователей Муна, Аум-сенрикё и сотни, если не тысячи других сект, школ и движений, в каждой из которых поклоняются собственным пророкам, идолам, кумирам и гуру.

Как же понимать эту эволюцию коллективного сознания, прошедшего путь от магии до идеологических религий? Всё указывает на то, что она отражает эффект усиления социализации человеческого общества.

* Гивишвили Гиви Васильевич, доктор физико-математических наук, специалист в области изучения ближнего космоса (ионосферы), заведующий лабораторией.

Вместе с тем его всегда влекла ещё и история. Сперва подспудно, а затем всерьёз, он занялся изучением того, с чего всё начиналось. А начиналось, как открыл для себя самого Гивишвили, с античности. И не только история, но и большинство наук, искусств, а также литература и философия. От истории доктор физико-математических наук перебрался именно к философии, попутно пересмотрев (и не только для себя) ряд, казалось бы, незыблемых положений (к примеру: социально-экономическую периодизацию в истории, а в философии рост значения личностного фактора). И перешел к теории современного гуманизма.

В настоящее время он является автором не только ряда интересных (и острых) статей по вопросам истории, философии, эволюции, но и талантливой и неожиданной книги «Феномен гуманизма», а также учебника по основам современного гуманизма для средней школы. Им подготовлен труд «Философия гуманизма», два отрывка из которой мы публикуем впервые.

Примечание

¹ Ещё реже принимали их в расчет бесхитростные и наивные шаманы и колдуны первобытного коммунизма.

К главе «ЖИВОТНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОГО ЧУВСТВА» =>>