ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Зима 2002/2003 № 1 (26)

ДРУГИЕ МНЕНИЯ

	ГУМАНИЗМ ХРИСТИАНСКИЙ И СВЕТСКИЙ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВЕРУЮЩЕГО*
	Евгений Глушаков

Во всех случаях гуманизм ставит своей целью благо человека. Во всех случаях он стремится к изобилию этого блага и его постоянству. Где же начинается различие между христианской и светской формами проявления человечности?

1. Истоки гуманизма

Божественная любовь к человеку была провозглашена уже при Сотворении, когда Всевышний, увидев, что созданное «весьма хорошо», благословил Свое создание. О любовном отношении Творца к человеку свидетельствует и то, что Своего первенца Он поместил в Эдеме, и то, что отдал под его власть всю тварь, населяющую землю. Вот почему все, кто любит человека, верующие и неверующие, только соучастники Божественной любви к нему. А поскольку созданы мы по образу и подобию Божиему, то нашу любовь к человеку нужно рассматривать как ступень на пути к высшей любви, ибо, возлюбив подобие, мы, зачастую и не подозревая об этом, начинаем любить и невидимый Оригинал, т. е. Господа Бога. Придти же к высшей любви, минуя низшую – гуманизм, невозможно. Об этом и говорит Христос: «Как ты можешь любить Бога, которого не видишь, если ненавидишь брата, которого видишь?»

2. Гуманизм и эволюция

При единой природе христианского и светского гуманизма необходимо сознавать, что последний является только фазой в становлении первого, его начальным развитием. Чем же обусловлена ограниченность светского гуманизма, и каковы его рамки? В первую очередь эта ограниченность в материалистическом взгляде на человека, как на этап эволюции живых организмов. Ведь, если это – этап, значит, он несовершенен и неприспособлен, и более достоин жалости, чем восхищения и любви. Тут уже не скажешь – «весьма хорошо». Из эволюционного взгляда на человека вытекает и некоторая пассивность светского гуманизма. Получается, что трудности и беды, переносимые нами, – необходимое условие естественного отбора и залог дальнейшего совершенствования. А помогать человеку, облегчая ему жизнь, вроде как и не надо. В этом смысле представляется неслучайным пункт в проекте Манифеста светских гуманистов, принадлежащем Л. Е. Балашову: «Главное в гуманизме – не забота о человеке, не любовь к человеку, а уважение к человеку. Забота это уже другое…» Религиозный гуманизм христианства учит совсем иному – носить бремена других и творить милостыню. Мысля совершенство человека только в недостижимом будущем, светский гуманизм понимает человеческую жизнь, как суровую, трудную, но полезную школу. Правильное воспитание человека – так по сути дела должно сформулировать самые заветные цели светских гуманистов.

Что касается христианства, то оно мыслит совершенство человека в прошлом, до его грехопадения. И поэтому ставит своей задачей освободить людей от постигшей их пагубы растления, т. е. помочь им вернуться к изначальному осмысленно и добровольно. Это уже не школа жизни, изощряющая ум и закаляющая характер, христианский гуманизм – это семья любящих друг друга и Своего Небесного Отца людей. Именно в сердечной теплоте отношений преимущество христианского гуманизма перед светским, чья назидательность в своем крайнем выражении способна обернуться обыкновенной тюрьмой. И тогда премудрость светского гуманизма формулируется едва ли ни жестоко – сделай хуже, чтобы потом стало лучше, что применительно, скажем, к врачеванию означает – привей оспу, чтобы ею не заболеть. Вся медицина с её грандиознейшей индустрией жизни и смерти представляет собою один из ярчайших примеров светского гуманизма. Тут и терапия, и фармакология, и хирургия, и полная видимость успехов. Однако на смену известным, казалось бы, уже поддающимся лечению болезням, приходят новые – тяжелейшие. Уже, казалось бы, изгнанный бес возвращается и приводит ещё «семеро злейших себя». Едва только медицина научилась прививками создавать иммунитет относительно ряда заболеваний, как уже, обличая тщетность подобных усилий, явилась куда более страшная болезнь – спид, когда иммунная система вообще перестает работать. Так развитие медицинской науки уравновешивается и сводится на нет легионами прогрессирующей нечисти.

Эволюция, вопреки сложившимся представлениям о её антирелигиозной сущности, вовсе не отрицает Творения, но допускается им и даже учтена его постепенным ходом от простого к сложному. Ведь только на пятый день «сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую, по роду её». И только на шестой день «скотов, гадов, и зверей по роду их, а потом уже человека…» Всё это не противоречит эволюционной последовательности. Только вот слово «день» нужно понимать не примитивно, как земные сутки, а в неком протяженном космическом смысле, к чему, кстати, и располагает Библия, частенько прибегающая к образному обозначению временных отрезков. Что же касается седьмого дня, к которому «совершил Бог… дела Свои… и освятил его…», то нужно полагать, что для нас этот день ещё не наступил. Ибо дела Божий делаются, воля Его совершается. Да и вообще Библия повествует не только о прошлом, но и о настоящем, будущем, а так же об ином веке.

3. Основы христианского человеколюбия

Светские гуманисты имеют обыкновение ставить в вину гуманизму религиозному многочисленные преступления церковников. Тут и ужасы средневековой инквизиции, и «варфоломеевская ночь», и «крестовые походы» и прочее, прочее… Однако же организации, породившие это зло и называющие себя церковью, имеют очень мало общего с истинной верой. Их история – это история не утверждения, а искажения Слова Божия и устранения заповедей Божиих преданиями человеческими. По своей сути это вполне светские учреждения иерархического типа со своей процветающей чиновничьей верхушкой. Поэтому и гуманизм подобных образований дальше обычной светской благотворительности не идет.

О подлинной же церкви было сказано Христом самаритянке, что наступают времена, когда поклоняться Богу будут не в храме, а в духе и истине. Именно в такую церковь, водимую Духом Святым, а не людьми – слепыми поводырями слепых, не смогут проникнуть карьеристы и стяжатели. Именно такая незримая церковь, как незрим Сам Бог, может творить дела Божий не в земной суете и гордыне, а скрытно, пока тайное не станет явным. Именно такую церковь «не одолеют врата ада». Она и наследница, и исполнительница одного из важнейших принципов религиозного гуманизма, заключенного в словах Иисуса Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». И тем большую силу имеют эти слова, что Сын Божий именно так и поступил. И сделано это было не только во искупление грехов наших, но и в назидание, и в пример.

4. Анализ светского гуманизма в сопоставлении с христианским

До сих пор светский гуманизм серьезной критике не подвергался. Ортодоксальное богословие не снисходило до его обсуждения. А посему в психологическом, нравственном и практическом плане светский гуманизм мало исследован. Между тем его концепция весьма и весьма уязвима, особенно при сравнении с христианским, куда более последовательным и органичным. Строго говоря, светский гуманизм это и есть гуманизм христианский, однако утративший свою религиозную окраску, растерявший ряд существенных положений и забывший о своем происхождении. И можно сказать, что на сегодня исходит он прежде всего из представлений о справедливом и человечном общественном устройстве. Любые отклонения от такового он готов отрабатывать своей благотворительностью и моральными рекомендациями. Светский гуманист согласен ради этого поделиться с ближними и частью своего свободного времени, и толикой своих капиталов, но не во вред себе. В конечном результате светский гуманизм оказывается одним из механизмов, увеличивающих социальную устойчивость и сбалансированность человеческого общества, что на руку и самим гуманистам.

Гуманизм верующего человека исходит из совсем иной – жертвенной концепции: пусть права другого будут соблюдены даже в ущерб моим собственным, пусть благосостояние другого будет соблюдено, хотя бы и в ущерб моему собственному. Разница, казалось бы, невелика – пожертвования и жертва. Однако светский гуманизм нестоек и тотчас испаряется, едва интересы благодетеля приходят в противоречие с объектом его попечительства, а христианский гуманизм – скала, упроченная верой.

Светский гуманизм не позаботится об изобилии благ для преступника. Разве что примет участие в передачах – теплые вещи, продукты. Максимум – похлопочет об уменьшении срока или, скажем, замене смертной казни продолжительной отсидкой. Примирить непримиримое – полное прощение закоренелого убийцы и общественную безопасность никак невозможно для светского гуманизма. Об ином отношении к преступнику свидетельствует Евангелие. Достаточно чистосердечного покаяния и обращения к истинной вере, как любое злодеяние будет сейчас же покрыто. Вспомним, как Иисус Христос возвестил распятому подле Него, устыдившемуся своих преступлений и уверовавшему разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в Царстве Небесном». Возможности христианского гуманизма, как видно на этом примере, гораздо шире, ибо это возможности ни человека, но Бога.

Что же касается ресурса светских гуманистов, он, к сожалению, не очень велик. Поделиться избытком своего кошелька? Поднять упавшего? Научить заблуждающихся?.. Все это проблематично. И собственный кошелек может оказаться тощим, и упавший, особенно если пьян, не захочет подниматься, и заблуждающийся способен оттолкнуть непрошеного наставника, дескать, сам лучше знаю. Таким образом плоды светского гуманизма могут оказаться весьма и весьма скудными, ибо, как любое дело человеческое, подмыты всякого рода случайностями.

Совсем иное – гуманизм христианский. Ибо познавший Христа, познал – Жизнь, Истину, Путь; ибо принявший Христа, принял – Любовь. Вот почему дела верующего – не человеческое своеволие, а предначертанное, предутотованное Создателем. Вот почему творимому христианским человеколюбием Бог не противится, а содействует. Ибо верующий и мыслит свои дела, как не свои, а Божии, не гордится и не хвастает ими. И движет верующим не дух тщеславия и наживы, а Святой Дух, производимое которым всегда будет успешно. Светский же гуманист действует от самого себя, и усилия его – усилия слабого тленного человека, каковым он себя и мыслит.

Одним из красноречивейших примеров светского гуманизма может служить гуманизм советский, когда на благо одним сословиям жертвовалось другими. Христианский гуманизм допускает только один тип жертвы – самопожертвование. Светский гуманист обвиняет в несправедливости «плохих» иначе мыслящих людей, верующий – только себя и только в себе ищет возможность эту несправедливость устранить. Позиция светского гуманиста – наказание с назиданием, христианского – покаяние с прощением и любовью. Светский гуманист, еще только называясь таковым, уже афиширует свою человечность; христианский – прячет, ибо для него несомненно, что «когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая».

5. Вместо заключения

Апофеозом религиозного гуманизма является та высота, на которую едва ли когда поднимался и вряд ли способен подняться гуманизм светский. И заключается он в исполнении наивысшего нравственного требования Христианства: «Возлюби врага своего». Начатки этого императива замечаются еще в книгах Ветхого Завета. Это и попытки Авраама с Лотом вступиться перед Богом за содомлян. Это и проклятие, изреченное Иаковом на жестокость своих сыновей – Симеона и Левия, убивших насильника, опозорившего их сестру. Но только в Христианстве гуманизм достиг такой высоты, когда любовь к человеку способна отменить даже такое страстное чувство как вражда. И не случайно, что при несчётном изобилии поэтических, драматических и философских сочинений на тему любви никто не сумел сказать о ней столь глубоко и полно, как это сделал Апостол Павел: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любвю не имею, то я – медь звенящая и кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знания упразднятся…»

Не перестаёт и Божественная любовь к нам, хотя мы и отпали от своего Создателя, и развратились. Но и погибающим, нисходящим к смертной персти Он предуготовил путь спасения; «Ибо так возлюбил Господь Бог человека, что отдал за него Своего Сына Единородного, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Христианский гуманизм указывает людям именно на это решающее обстоятельство, именно по этому спасительному пути и стремится направить ещё не нашедших дорогу. И старания верующих не будут тщетны, ибо сказано: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Вот оно – зерно, упавшее на добрую почву и приносящее обильный урожай. И этот дар христианского гуманизма по сравнению со светской благотворительностью и куда обильнее – вечное блаженство, и неотменимее – Завет Божий. А, чтобы нести его людям не потребны никакие капиталы – «нищие благовествуют»!

* Критические мысли гл. ред. «ЗС» В. А. Кувакина по поводу наст. статьи см. в этом же номере: «Гуманизм: единое на потребу» (Прим. – вед. сайт).