ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Зима 2006/2007 № 1 (42)

РЕЛИГИЯ И ОБРАЗОВАНИЕ

Фёдор Цанн-кай-си

В своём Открытом письме к учёным-гуманитариям, которое сегодня прочитывается как духовное завещание, профессор В. А. Жукоцкий справедливо указал на опасность, исходящую от бума суеверия, оккультизма, радикального религиозного авангардизма для культуры, просвещения, для выхода из затянувшегося кризиса ¹.

Сегодня всё очевиднее становится процесс клерикализации российской общественной жизни, влияние церкви на все сферы общества, особенно на духовную, культурно-образовательную. Ещё недавно говорили об антигуманности религии, несовместимости веры и знания, науки и религии. Священник был фигурой комической, часто выступал объектом сатиры, а сегодня без его присутствия не обходится ни одно мероприятие. Мы постоянно слышим: без религии нет нравственности, без церкви нет будущего у России, наука и религия дополняют друг друга. Такой резкий, в какой-то мере неожиданный поворот, вызывает неоднозначную реакцию в российском обществе, происходит новый раскол. Особенно заметно это проявляется в таком вопросе, как введение в школе «Основ православной культуры». В некоторых регионах этот предмет становится обязательной учебной дисциплиной. И это несмотря на то, что Министерство образования занимает другую позицию.

Духовная ситуация в современной России отражает идеологическую растерянность власти и общества. Раньше не находилось места религии в культуре страны, а сегодня атеизм воспринимается как воинствующее безбожие. Хотя на самом деле атеизм вышел из недр религии и является прежде всего формой скептицизма, свободомыслия.

Сегодня, когда официальная государственная идеология не сформировалась, власть и общество ухватились за религию как новую идеологию. Тем более что за этой идеологией стоит готовая организационная структура. С этой «новой» идеологией стали связывать будущее России.

Связывать возрождение России с сегодняшней церковью я не стал бы. Церковь сама нуждается в возрождении. Из всех социальных институтов она пострадала больше всего в советский период. Мы ищем пути выхода из кризиса, и при этом отказываемся от разума, науки, уповая на веру.

Безусловно, кризис православной церкви начался не сегодня, да и вообще не при советской власти, а значительно раньше. А. И. Солженицын пишет, что «весь XIX век, за малым исключением, длился процесс окаменения форм её жизнедеятельности». И, к великому сожалению, – констатирует Солженицын, – эта многовековая традиция продолжается и сегодня. Причину такого состояния нашей церкви он видит в её срощенности с государством, в несамостоятельности. Мы хотели бы, – подчёркивает А. И. Солженицын, – чтобы «Православная Церковь укреплялась бы совершенно самостоятельной авторитетной силою в стране, ибо всякие государственные подпорки только ослабляют Дух Церкви. Чтобы не участвовала в демонстративно-телевизионном "воцерковлении власти…"» ².

Если говорить об «Основах православной культуры» как обязательной школьной дисциплине, то те, кто спешит с их введением, или не понимают всей сложности проблемы, или преследуют свои корпоративные и иные, скажем, политические интересы, или просто непросвещённые люди, плохо знающие историю, забывшие её уроки.

Проблема сложная, у неё много граней, аспектов. Например, встаёт вопрос, правомерно ли введение этого предмета с юридической точки зрения, не нарушается ли этим один из основополагающих принципов нашей Конституции: светский характер государства. А ведь все принципы, составляющие основы государственного строя РФ, взаимосвязаны. Стоит нарушить один, как это потянет нарушение других…

Не принимают во внимание и политическую сторону проблемы: будет ли это способствовать укреплению нашего федерализма. В ответ на введение «Основ православной культуры» отдельные руководители национальных республик заявляют о введении – в качестве контрмеры – «Основ мусульманской культуры». Мы видим, как всё это утрачивает декларируемый культурно-просветительский характер и принимает форму идеологического противостояния. Легко догадаться, к чему всё это приведёт.

Не стоит забывать и о психолого-педагогическом аспекте проблемы: неизбежен раскол школьных коллективов. Вера из интимного, частного дела приобретает публичный характер. Учитывая возраст учеников, тоже нетрудно догадаться, что начнётся в школах.

Но меня введение «Основ православной культуры» больше всего интересует со своей сущностной, содержательной стороны: что такое православная культура, и можно ли вообще делить культуру по религиозному признаку. Если можно, тогда нет единой национальной культуры. Например, в Германии будут протестантская и католическая культуры, ещё больше их будет в Англии… Поставим вопрос так: русская национальная культура и русская православная культура – это одно и то же? Если да, то куда мы отнесём русскую советскую культуру?.. Будем рассуждать дальше. Культура является единством самых разных форм: литературы, искусства, науки, философии, религии и т. д. Выходит, все формы русской культуры православные в своей основе. Помнится, только Гитлер говорил об арийской физике… А как быть с материальной культурой? Ведь деление на материальную и духовную культуру, с философской точки зрения, условно. Материальная культура – это объективированная, опредмеченная духовность. Строго говоря, культуры недуховной не существует. Таким образом, если следовать религиозному подходу к культуре, то придётся говорить и о православной технике.

Существует два понятия национальной культуры. Национальная культура как культура этническая, фольклорная, создаваемая самим народом. Такую культуру мы усваиваем с раннего детства, как говорится, с молоком матери, стихийно. И национальная культура, создаваемая гениями народа. Они воплощают в ней лучшие черты народа, его идеалы. Высокая национальная культура создаётся на своём собственном языке: языке музыки, живописи, литературы и т. д. Её усвоение требует определённой грамотности, самостоятельной работы мысли, глубоких сопереживаний. Подобная национальная культура не может формироваться в замкнутом пространстве этноса. У неё всегда много источников. Разве Пушкин сформировался только на этнической культуре?

Для себя лично вопрос о православной русской культуре я решаю следующим образом: русская национальная культура имеет многокорневую систему. Православие, а точнее христианство, является одним из смыслообразующих корней, но не единственным. Христианство сделало доступной западную культуру для России, и оно же открыло русскую культуру для мировой культуры. Безусловно, в русской национальной культуре имеет место и русская православная культура в узком смысле слова: могут быть православные писатели – для меня такими, например, являются Н. С. Лесков, Н. В. Гоголь периода работы над вторым томом «Мёртвых душ» и др. Существуют православные композиторы и т. п., у которых происходит совпадение эстетических воззрений, художественного творческого метода и мировоззренческих религиозных взглядов.

Если мы поставим знак равенства между национальной русской культурой и русской православной культурой, то сразу возникнет вопрос: как быть, например, с Толстым, с Чеховым, с Белинским, с Герценом, с Чернышевским и со многими другими деятелями русской культуры, у которых были сложные отношения с православной религией и церковью. Действительно, А. П. Чехов сообщал в письме к известному русскому публицисту М. О. Меньшикову (расстрелянному в 1918 г. чекистами): «Я человек неверующий, но из всех вер считаю наиболее близкой и подходящей для себя именно его [Толстого Л. Н. – Ф. Ц.] веру» ³. В чём же заключалась вера Толстого, как он относился к православию? Приведём выдержки из его «Ответа на определение Синода»: «То, что я отрёкся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо» ⁴. «Верю в Бога, которого понимаю как дух, как любовь, как начало всего. Вера в то, что он во мне и я в нём понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать богом и которому молиться считаю величайшем кощунством» ⁵.

Да и Пушкин, которого мы справедливо считаем «нашим всем», был тоже в сложных отношениях с церковью, во всяком случае, он был против конфессионального раскола христианства, высказывался в пользу христоцентризма. Отрицательное отношение Пушкина к притязаниям той или иной конфессии на абсолютную истину в вероучении ясно обнаруживается в его письмах к П. Я. Чаадаеву. Например, в письме 1831 года Пушкин, возражая Чаадаеву, пишет: «Вы видите единство христианства в католицизме, то есть в папе. Не заключается ли оно в идее Христа, которую мы находим так же в протестантизме». В другом письме, в 1836 году, Пушкин прямо заявляет: «Нет сомнения, что схизма (разделение церкви) отъединила нас от остальной Европы, и что мы не принимали участие ни в одном из великих событий, которые её потрясли…» ⁶.

А что в таком случае делать с культурой советского периода? Со многими деятелями советской культуры, которые были весьма далеки от всякой религиозности? Например, с А. М. Горьким. В конечном итоге мы можем придти к расколу единой русской культуры, которая нас объединяет. Всё-таки религии сегодня подчёркивают наши различия, культуры – общность. Нет единой мировой религии, но есть единая мировая культура.

И, наконец, чтобы закрыть вопрос, я перефразирую одного из мыслителей XX века М. Хайдеггера: «Язык есть дом культуры». Культура существует в языке. Мы что – и к языку подойдём с позиции веры? Я ещё раз повторю, что для меня это очень сложная проблема, она включает в себя множество теоретических вопросов, которые требуют предварительного решения, прежде чем вводить эту дисциплину в школе.

Кризис, переживаемый школой, случился не потому, что в ней отсутствовали «Основы православной культуры». 90 лет школа обходилась без этого предмета, и не погибла. Следовательно, можно подождать 2 – 3 года, пока будет проведена вся подготовительная теоретическая и учебно-методическая работа.

Но допустим, что «Основы православной культуры» в школе всё-таки ввели. Кто должен её преподавать?

Думаю, что преподавание нельзя доверить ни воинствующим атеистам, ни священнослужителям. Священнослужители в большинстве своём с этим не справятся. Ведь они изучали богословские дисциплины для ведения своей профессиональной деятельности, а не как культурно-просветительские дисциплины. Священное Писание для них – Слово Бога, богодухновенное произведение. Светский учёный – безотносительно к своей вере – всё-таки будет видеть в нём текст, произведение: историческое, литературно-художественное, нравственно-философское… Такова природа научного мышления. Поэтому сначала надо подготовить учителей, качественные учебники, пособия. А уже потом обсуждать проблему, вводить или не вводить в школе уроки «Основ православной культуры». Преподаватели этого предмета должны хорошо знать историю России, историю русской церкви, историю мировой и русской культуры, быть отличными психологами. Они должны досконально знать хотя бы один из видов искусства. На двух-трёхнедельных курсах при институте повышения квалификации работников образования таких преподавателей не подготовишь. Да и сами сотрудники ВИПКРО нуждаются в хорошем гуманитарном образовании: это я говорю, зная кадры ВИПКРО. С моей точки зрения, достойных преподавателей «Основ православной культуры» мы не найдём сегодня и среди вузовских гуманитариев.

Подвергая теологизации культуру, школу, следует иметь в виду следующее. В средние века всё образование, более того – культура в целом, носили теологический характер. Церковь была монополистом в сфере образования и культуры. Чем всё это кончилось, нам известно. Монополизация духовной сферы какой-либо одной идеологической группой всегда кончается плохо и для самой этой социальной группы, и для культуры в целом. Духовные потребности людей может удовлетворить только вся разветвлённая сеть форм и видов культуры: искусства, науки, религии, нравственности… Монополизация же в сфере культуры предполагает не только тотальный идеологический контроль, приведение культуры в строгое соответствие с идеологическими постулатами и догматами, но и производство идей, образов, идеалов… Всё это не под силу одному идеологическому монополисту: обязательно появятся ереси, разные течения, отклонения от официальной точки зрения. Свежий пример: так произошло с официальной марксистско-ленинской идеологией, объявившей себя единственно научной, верной идеологией. Она оказалась разрушенной, разъеденной изнутри в силу собственного монополизма на истину.

Поэтому сегодня просвещённых и образованных людей, независимо от вероисповедания, не может не волновать клерикализация общественной жизни. Во-первых, это опасно для самой церкви, поскольку клерикализация часто принимает карикатурные формы, отталкивающие от церкви истинно верующих людей. Во-вторых, это опасно для культуры в целом. В культуре всё взаимосвязано. Когда строятся университеты, но разрушаются храмы, культура принимает однобокий, ущербный характер. И наоборот, когда воздвигаются храмы, но приходят в упадок школы, университеты, музеи – тоже ничего хорошего это не сулит.

Культура многолика. Все её формы одинаково важны и ценны. Внутри культуры не существует какой-то иерархии культурных ценностей. Поэтому ни наука, ни религия, ни искусство не должны впадать в соблазн переоценки своей роли, принижая значимость других. Все они должны знать свои границы, своё предназначение, свои функции. Следовательно, каждая форма культуры должна быть самокритична, соизмерять свои претензии со своими возможностями.

Стоит подчеркнуть, что не любое религиозное сознание входит в национальную культуру. В Евангелии сказано (Иак. 2, 14 – 26) что вера без дела мертва, что человек оправдывается перед Богом и перед другими людьми не только верою, но и делами своими. Критерий веры – поступки людей, дела их. Истинно верующий человек, на мой взгляд, это тот, кто сделал евангельские заповеди нормами повседневной жизни.

Есть религиозное сознание, вырастающее из настроения, чувств, иногда из безнадёжности найти поддержку, справедливость здесь, в этом мире. И человек связывает свою надежду с какой-то трансцендентной идеей, силой: он приходит к Богу. Для такого человека вера – это утешение, успокоение, надежда. Он обращается к Богу в надежде получить помощь. Устанавливается своеобразный неписанный договор: я подчиняюсь воле Бога, а он обещает мне помочь.

Но есть религиозное сознание, составляющее высокую форму духовной культуры. Оно формируется у человека просвещённого, образованного, свободного и самодостаточного. Такой человек приходит к Богу не с просьбой: «Помоги мне стать счастливым». Он спрашивает Бога: «Достоин ли я счастья?» Для него Бог не «вселенский Зурабов». Он видит смысл своего земного существования в том, чтобы быть сотворцом, помогать обожению мира, делать мир достойным человека. Для него вера – это долг и ответственность, ответственное отношение к жизни. В Евангелии сказано, что «Всякий поступает по удостоверению своего ума» (Рим. 14, 11).

Истинно верующий человек должен связывать свои успехи и неуспехи в первую очередь с собой, с собственной деятельностью, а не возлагать ответственность на Бога: Бог помогает тому, кто сам готов позаботиться о себе. Конечно, все люди – дети Бога, они все нужны ему, но больше всего он нуждается сегодня в людях свободных, деятельных, ответственных, готовых быть помощниками Ему в украшении мира.

Христианская религия, представленная в Священном Писании, очень человечна, так как она предполагает не только веру в Бога, но и в человека, не только мудрость Бога, но и видит человека как силу творческую. Немецкий религиозный философ Ф. Баадер говорил, что человек, возможно, и хотел быть человеком без Бога, но Бог не хотел быть Богом без человека и потому стал человеком ⁷. Прекрасно сказано. Русский религиозный философ Н. А. Бердяев писал, что «бесчеловечный Бог нисколько не лучше и даже хуже безбожного человека… в христианстве заложена высшая человечность, т. к. оно опирается на богочеловечность и на признание высшей ценности всякой человеческой личности» ⁸. Историческая церковь часто отступала от церкви духовной Священного Писания и от апостольской церкви. Исторической церкви приходится идти на компромиссы с государственной властью, у неё появляются собственные материальные интересы, которые нередко выступают на первый план. Другой русский религиозный философ, о. Сергий (С. Н. Булгаков) писал о культурном убожестве и исторической бескрылости «исторической церкви» ⁹.

Главное в христианстве – его моральная философия. Существует такая апокрифическая история, в которой рассказывается, как юноша-иноверец обратился к двум мудрецам, персонажам Торы, чтобы они научили его Библии за то время, пока он будет в силе стоять на одной ноге. Один мудрец прогнал его, а другой сказал: «Не делай ближнему того, чего себе не желаешь. В этом суть Библии. Всё остальное есть толкование, комментарии. Иди и учись». В Евангелии это сказано так: «И так во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними: ибо в этом закон и пророки» (Ин., 7, 12). Я согласен с этим. Христианство – это философия морального образа жизни. В IV веке Святой Амвросий сказал: «Бог всё может, не может лишь приблизить к себе человека, если тот сам этого не пожелает» ¹⁰. Нравственное отношение может быть только у человека свободного, т. к. он отвечает за свой выбор, сделанный добровольно.

Поэтому прямой связи между верой и воцерквлённостью, между крепостью веры, глубиной веры и степенью воцерковлённости нет. Такой же позиции придерживается о. А. Кураев, профессор Свято-Тихоновского православного богословского института, который говорит, что прийти в Церковь – «это может быть просто принятие христианских мотивов, христианских ценностей в свою жизнь» ¹¹.

В Евангелии сказано – «не уподобляйся лицемерам, которые демонстрируют свою веру, молясь на каждом углу. Наоборот, когда молишься, затворись в своей комнате и молча, тихо соверши свою молитву» (Мф. гл. 6, 5 – 6). Я ещё раз повторю: вера – это ответственное отношение к жизни, к делу, вера человека в его поступках, а не во внешней обрядности. Девиз христианства: «Делай, что должно, и пусть будет, что будет». Главное удовлетворение христианин получает от чувства выполненного долга. И если ты честно выполнил свой долг, то обязательно будет как надо. У меня много знакомых, ставших сегодня верующими и даже воцерковлёнными, но судя по их отношению к делу, вера их неглубока. По-моему, нет большей угрозы для церкви, как современные неофиты, способные её дискредитировать своим неистовым рвением. Угроза тем более возрастает, поскольку, по словам о. Кураева, «на самом деле сейчас Церковь неофитов, Церковь людей, которые не рождены в православии» ¹².

Прямой связи нет не только между верой и воцерковлённостью, но и между верой и моралью, нравственностью. Верующий человек может оказаться и эгоистом, и стяжателем, и честолюбцем. И, наоборот, неверующий – хотя людей неверующих нет, все во что-то верят: в науку, в человека, в прогресс… – может быть человеком высоко моральным. И вообще не религия делает человека моральным, нравственным, скорее наоборот, нравственность приводит человека к Богу. Поэтому разговоры о том, что уроки православной культуры создадут здоровый моральный климат, мне кажутся наивными. В своё время у нас в вузах преподавали основы атеизма, этики, эстетики. Что это дало? Теоретически, лекциями моральные нормы, как и художественные вкусы, не формируются. А ведь по сути дела главный аргумент, который выдвигают сторонники введения «Основ православной культуры», это нравственное воспитание через приобщение к православной религии. История русской дореволюционной школы показывает, что проблема и в этом отношении гораздо сложнее.

В заключение статьи, сюжет которой подсказан обращением В. А. Жукоцкого, я хотел бы коснуться вопроса об отношении науки и религии, о вере учёного.

На вопрос, противостоит ли религия (именно религия, а не церковь, подчеркнул А. Д. Сахаров) науке, А. Д. Сахаров ответил: «Противостояние религии и науки – это пройденный этап. Но должен быть пройден какой-то этап и в развитии религии, и вообще в духовной жизни человека, чтобы всё это было окончательно понято» ¹³. Мне представляется, что в рамках культуры в целом они могут сосуществовать, а не противостоять. Эти обе формы духовной культуры выражают сущностные силы родового человека и, следовательно, необходимы ему.

Надо иметь в виду, что учёному всегда трудно однозначно определить свой символ веры. В профессиональной сфере учёный оказывается «методологическим атеистом», ибо он должен отдаваться, как бы сказал Гегель, во власть исследуемого объекта, следовать его объективной логике. За границами своей научной деятельности он может быть верующим, «нерелигиозным христианином», «православным атеистом» и т. п. Как правило, религиозная вера учёного ограничивается религиозной моралью, которая сама исторически является сакрализацией простых норм человеческого общения. И в этом случае Бог становится постулатом нравственного сознания.

В отличие от представлений о Боге простых верующих, для которых Бог является трансцендентной надприродной и сверхприродной силой, Верховным существом, Высшим строгим и справедливым судьёй, следящим за поведением людей ¹⁴, Бог учёных деперсонализирован и деантропоморфизирован. Он чаще всего ассоциируется с закономерной организацией Вселенной, с её «разумностью», «порядком», с «душой природы». «Душа природы», «разум природы» – это её диалектика, способность к эволюции, развитию. Именно гармония мира делает его целостным божественным.

Большой интерес в этом отношении имеет для нас ответ А. Сахарова на вопрос: «Вы материалист или дуалист? Или пантеист?» – «Я думаю, – сказал А. Сахаров, – что есть какой-то внутренний смысл в существовании Вселенной. Я… не знаю… пантеист, наверное… или нет. Это что-то другое. Но внутренний смысл, нематериальный, у Вселенной должен быть. Без этого скучно жить» ¹⁵.

Примерно также ответил в своё время А. Эйнштейн на вопрос Нью-Йоркского раввина «Верители Вы в Бога?». «Я верю в Бога Спинозы, который обнаруживается во всеобщей гармонии всех вещей, а не в Бога, который интересуется судьбами и делами людей» ¹⁶.

Ответы двух великих учёных показывают, что проблема взаимоотношения науки и религии более сложная, чем это представлялось с позиции вульгарного воинствующего атеизма или с позиции ортодоксальной интерпретации религиозных догматов исторической церковью.

Сегодня начинает утверждаться мнение, что вера – это тоже форма знания, обобщённого жизненного опыта. Хотя эта форма знания отличается от позитивного знания науки. Однако не стоит забывать, что современная философия науки довольно критически смотрит на новоевропейский канон научности. Таким образом, сосуществование этих двух форм знания внутри культуры не только возможно, но и является реальностью.

¹ Жукоцкий В. Д. Философия и гуманизм: задачи консолидации гуманитарного знания и культуры // ЗС лето 2006, № 3 (40).

² Солженицын А. И. Россия в обвале. М., 1998. С. 181 – 183.

³ Чехов А. П. Письмо М. О. Меньшикову 28.01.1900 // Собр. Соч. в 12 т. М., 1964. Т. 12. С. 360 – 361.

⁴ Толстой Л. Н. Ответ на определение Синода // Не могу молчать. М., 1985. С. 431.

⁵ Толстой Л. Н. Ответ на определение Синода // Не могу молчать. М., 1985. С. 439 – 440.

⁶ Пушкин А. С. Соч. в 10 т. М., 1962. Т. 10. С. 49, 309.

⁷ См.: Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. С. 266.

⁸ Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. – С. 314.

⁹ См.: Булгаков С. Н. Тихие думы. М., 1996. С. 324.

¹⁰ См.: Фейнберга Л. Интуитивное суждение и вера // Вопросы философии. 1995, № 8.

¹¹ Кураев А. Интервью «Литературной газете». 11 – 17 октября 2006 г., № 42.

¹² Там же.

¹³ Жить на земле и жить долго. Диалог А. Сахарова и А. Адамовича // Сахаров А. Д. Тревога и надежда. М., 1990. С. 323.

¹⁴ Киселев Г. С. Смысл и ценности нового века // Вопросы философии, 2006, № 4. С. 12.

¹⁵ Сахаров А. Д.Тревога и надежда. М., 1990. С. 323.

¹⁶ Льаци Марио. История физики. М., 1970. С. 419.