В ЗАЩИТУ РАЗУМА. Материалы международного симпозиума
«Наука, антинаука и паранормальные верования». Москва, 3 – 5 октября 2001 г.

БИОТЕХНОЛОГИЯ, ГУМАНИЗМ И ГРАНИЦЫ НАУКИ

С. В. Светлов, профессор ИИЕТ РАН (Москва)

Наука в своём развитии оказывается чрезвычайно зависимой от того социального окружения, в котором она находится и функционирует. Действительно, невозможно отделить движение научной мысли от того, когда и где жили или живут её материальные носители – учёные, мыслители, люди, занимающиеся интеллектуальным трудом. Отчасти это проявляется и в стиле выражения мыслей, и в форме научных публикаций, и в отношении к ним других учёных и мыслителей. Но особенно разительные отличия имеют место в отношении к науке и к научному сообществу со стороны других слоев общества – властей, государства, средств массовой информации, религиозных кругов, «широкой общественности»…

Нельзя не заметить, что социальный и ценностный статус науки менялся в зависимости от места и времени в широких пределах – от первостепенного внимания к науке и почтительного отношения к учёным до обвинения науки «во всех смертных грехах» и полного пренебрежения к научным работникам. Такой широкий диапазон оценок заставляет задуматься о перспективах развития науки и её взаимоотношениях с обществом и властью. Весьма плодотворным в этом плане может стать анализ исторических фактов и событий, которые в определенном смысле являются основой для извлечения исторических уроков, полезных для современного общества и будущего его развития.

Отношение к науке как к важнейшей производительной силе стало формироваться на фоне тех беспрецедентных технических достижений, которые существенным образом изменили облик промышленного производства и другие сферы жизни общества. Развитие и широкое применение различных технических устройств и механизмов – от средств передвижения и связи до новых видов вооружений – заставило пересмотреть ранее распространенное отношение к науке, отказаться от представления о ней как о чём-то весьма далёком от реальной жизни. Постепенно стало формироваться представление о науке, как о социальном институте, целью существования которого является обслуживание нужд производства и других сфер жизни общества. От науки стали ждать прежде всего «практических результатов», и именно этот критерий стал определяющим при оценке значимости того или иного научного исследования.

Такое отношение к науке бытует и до настоящего времени, перекочевав в современные научные отчёты в виде обязательных граф «практическое значение» и «внедрение полученных результатов». Представление о том, что научное исследование обязательно должно иметь «практическое значение» и его результаты непременно должны быть «внедрены в практику», проникло в самые глубинные слои общественного сознания и стало рассматриваться как нечто само собой разумеющееся. Действительно, как же иначе оценивать результаты научной работы, как не по её «практической значимости» и «экономической эффективности»?.. Более того, зачастую самим ученым начали вменять в обязанность «внедрять» результаты их исследований…

Постепенно такое утилитарное отношение к науке стало превалирующим, и ученые стали рассматриваться не более чем «обслуга» современного производства и других сфер жизни общества. Ситуация ещё более усугубилась значительным «перепроизводством» научных кадров, когда количество выпускников вузов, получивших «самое лучшее образование», способных и желающих работать в науке, значительно превысило реальное количество вакантных мест в научных учреждениях. В лучшем случае выпускник даже самого лучшего вуза мог претендовать на место старшего лаборанта по своей специальности, все остальные рабочие места были прочно и надолго заняты выпускниками предшествующих лет и десятилетий. Такое «перепроизводство» положило начало грандиозному процессу девальвации научного труда, отчасти выразившейся и в снижении социального статуса научных работников, и в снижении уровня заработной платы относительно других групп населения.

Процесс разрушения социального статуса науки был дополнен активной и шумной кампанией по обвинению учёных в создании новых видов вооружений, в первую очередь – ядерного оружия. Ученые в глазах общественного мнения были представлены в виде «ядерных монстров», создавших сверхоружие, способное погубить всё человечество в новой – термоядерной – войне. При этом замалчивался тот факт, что именно учёные были категорическими противниками развития ядерных вооружений, выступали против испытаний сверхмощных термоядерных бомб, предпринимали меры для объективного анализа и разъяснения реальных последствий глобальной термоядерной войны. Отсутствовало понимание и того факта, что при существующей системе государственного устройства сами ученые были полностью отстранены от возможности влиять на принимаемые государством решения; что развертывание гонки вооружений, проведение ядерных испытаний и прочие действия проводились отнюдь не учёными.

Свою лепту в разрушение социального статуса науки внесли и многочисленные экологические проблемы, а точнее их интерпретация в средствах массовой информации. В массовом сознании именно учёные стали виновниками отрицательного воздействия современных промышленных производств и технологий, как на здоровье населения, так и на состояние окружающей среды. Именно наука была объявлена виновницей разрушения природы, физического и психического здоровья человека, возникновения многих экологических проблем. При этом замалчивался тот факт, что все эти явления стали возможны только в результате создания тех промышленных производств и развития тех технологий, которые были выгодны промышленникам и руководителям. Что касается учёных, то их мнение при этом не принималось во внимание, а в большинстве случаев достоверная информация до них вообще не доходила.

Эти и ряд других факторов способствовали тому, что социальный статус науки подвергся значительной эрозии, в глазах общественного мнения престиж науки и научной работы был практически полностью утрачен.

На фоне этой критики перспективы развития общества стали связываться с изменением его государственного устройства, главным образом – экономической системы. В качестве панацеи решения большинства проблем была предложена смена собственников – отказ от всеобщей государственной собственности в пользу всеобщей частной собственности. Спасение виделось прежде всего в приходе новых экономистов и юристов, способных по новому «обустроить» народное хозяйство и решить большинство хронических проблем экономики. Наука и научно-технологический прогресс в этом контексте были уже прочно забыты и даже перестали упоминаться в числе государственных приоритетов.

Огромные перемены произошли и в многочисленных сферах, так или иначе соприкасающихся с наукой и научными исследованиями. Речь идет о том, что чаще всего называется «паранаукой», то есть народится «рядом с наукой». Самыми стремительными темпами расцвели всевозможные маги, гадалки, прорицатели… В определенном смысле общество погрузилось в атмосферу средневековья, в которой «привидения» и «духи» были неоспоримой реальностью и непременным атрибутом жизни. В той стремительной перемене, которая произошла в общественном сознании, существенное значение имел слом всей системы ценностей в обществе. То, что ранее считалось положительным, теперь стало всячески отторгаться и принижаться. Кумиры и герои прошлого были представлены кровавыми монстрами и убийцами, не избежали этого и великие учёные. И наоборот, то, что ранее опровергалось, теперь стало всячески восхваляться и превозноситься. Несомненно, что в этом контексте ранее не признаваемые паранормальные верования не могли не поменять свой отрицательный знак на положительный. Если ранее людей, называвшихся колдунами или ведьмами, ассоциировали с чем-то отрицательным, то теперь такие «профессии» стали вполне легитимными, более того – желательными и даже престижными. Общество пошло к ним за советами, как жить, как избавиться от болезней, как найти спутника жизни, как защитить себя и своё имущество, отыскать пропавшие вещи, родственников, домашних животных… Колдуны и ведьмы, благодаря своим «природным способностям, пронесённым через многие поколения», разумеется, за определённую плату, могут «решить» эти проблемы, более того обучить практически любого желающего «своим древним знаниям и обрядам». Открылись многочисленные «академии» и «высшие школы», обучающие магии и колдовству, многие из них получили даже государственную лицензию на свою деятельность.

Таким образом, магия и колдовство не только обрели положительный образ в общественном сознании, но и получили государственное «благословение», что не могло не повысить их социальный статус. Будет ли использование такого их положения в государственной системе благотворно для общества? Обретёт ли общество в колдунах и ведьмах новых спасителей и кумиров? Станет ли государство, поощряющее развитие паранормальных верований, в ряд ведущих мировых держав? Эти вопросы для некоторых представляются риторическими, но для многих, в том числе занятых в системе государственного управления, ответы на эти вопросы отнюдь не столь очевидны. По крайней мере, судя по действиям государственных органов, однозначного отношения к магии и колдовству не выработано, и если сегодня на эту деятельность уже выдаются государственные лицензии, то завтра она вполне может быть включена в систему государственного образования и государственной службы.

Разумеется, такое развитие событий представляется сегодня слишком фантастичным, но и сегодняшний статус магов и колдунов ещё вчера представлялся столь же невероятным. События развёртываются столь стремительно, что, возможно, в ближайшем будущем получить звание «профессора» белой магии можно будет только после сдачи государственных экзаменов, а «академия» магии и колдовства по объёму своего финансирования далеко обгонит Академию наук. Государство, ещё столь недавно строившее «самое передовое общество в мире», ускоренно движется в ином направлении и, возможно, в ближайшем будущем чиновники в государственных делегациях будут в своих зарубежных командировках перенимать опыт африканских колдунов по «вызыванию духов» и «предохранению от порчи». По крайней мере, уже сейчас становится обычной практикой освящать государственные объекты, здания, сооружения, корабли и подлодки, а, как известно, «все конфессии равны». И потому, скажем, буддизм в Бурятии столь же престижен, как и православие в первопрестольной.

Определяя путь развития государства и эволюцию (правильно было бы сказать – революцию) его отношения к науке и антинауке, следует ясно представлять себе, о каком пути развития и, следовательно, о каком государстве идет речь. Идет ли речь о государстве светском, построенном на гуманистических и рационалистических принципах при полном уважении к правам верующих (во что бы то и в кого бы то ни было) и таком же полном отделении религии от государства и школы, или же речь идет о государстве не светском, построенном на не гуманистических, иррациональных принципах, в котором само государство смешано с религиями и верованиями в самых различных сочетаниях и пропорциях. Так вот, если речь идет о втором типе государства, то ответы на ранее поставленные вопросы совсем не столь однозначны, государственное устройство будет в этом случае переплетено с религиозными структурами, будет взаимодействовать с различными церквами, поощряя одни, нейтрально относясь к другим и подавляя третьи. В этом случае развитие государства будет проходить совсем в иных направлениях, нежели представлялось великим гуманистам прошлого.

Наука в государстве первого типа способна оказывать влияние на принятие государственных решений, от её мнения зависит и стратегия развития государства, и тактика осуществляемых действий. Наука в государстве второго типа отлучена от принятия государственных решений, от её мнения не зависит ни стратегия развития государства, ни тактика проводимых перемен. В таком государстве наука выполняет преимущественно декоративную роль, обслуживая интересы властей, которые и определяют полностью то, каким образом и в каких направлениях должна «развиваться» наука. Иллюзии своей независимости и значимости, свойственные многим представителям научного сообщества, заканчиваются, как только они выходят из своего столь тщательно регламентированного и стратифицированного мира и попадают в общество, где правят совсем иные силы, а значение науки и разума в целом оказывается практически нулевым.

В государстве второго типа могут, конечно, в определенной мере допускаться некоторые «вольности», в том числе иметь место формальная «независимость науки» и существовать независимая «научная экспертиза» принимаемых государственных решений. Власти могут даже иногда делать вид, что прислушиваются к мнению научного сообщества, заботятся о развитии науки и о социальном положении учёных. Однако реально и независимость науки, и независимость научной экспертизы, и забота о развитии науки и положении учёных носят формальный, декоративный, показной характер. На деле же власть держит учёных и науку в полностью бесправном и зависимом состоянии, может в одночасье закрыть важнейшие научные исследования и расформировать научные коллективы, принять любые угодные ей решения, полностью противоречащие мнению научного сообщества…

Власть в государстве второго типа опирается отнюдь не на науку, не на научные принципы организации и развития, а на совсем другие силы и понятия. Именно по «понятиям» организованная жизнь и делает усилия научного сообщества в таком государстве обреченными на неуспех. Иначе и быть не может в такой системе ценностей, где определяющими критериями влияния являются не интеллектуальные способности и моральные качества, а мощь финансового и административного ресурса, а также религиозных организаций, так или иначе представляющих интересы и волю больших групп людей. (Не случайно Русская православная церковь настойчиво проводит идею о том, что она представляет интересы, потребности и сознание едва ли не всех русских.) Ученым в таком государстве можно, конечно, бороться и с лженаукой, и с паранормальными верованиями, но такая борьба приветствуется лишь в той степени, в какой «традиционные» религии борются с ересями, сектантством и неоязычеством. С одной стороны – «остаточное финансирование», нижайший социальный статус, с другой – мощнейшие финансовые ресурсы, высочайшее социальное положение, порой доходящее до небес, – такова расстановка сил разума и веры, науки и церкви со всеми неустранимыми спутниками: сонмом сатанизма, магии и прочей иррациональной нечисти, которая сопровождает всякую религию.

***

Но это лишь один из возможных сценариев развития общества. И совсем не обязательный. Отнюдь не исключено, что по мере давления религии на общество противостояние ей будет возрастать. Да и едва ли европейское сообщество последует примеру России, кинувшейся, как головой в омут, в религию и паранормальное. Да, не только не последует, но и едва ли одобрит попытку российской власти втянуть страну в очередную иррациональную идеологическую авантюру. Кроме того, у науки есть своя объективная логика развития. Её продуктивная мощь может сыграть далеко не последнюю роль. При этом государство не может не видеть возможностей, которые открывает перед обществом приоритетное развитие науки и новых высоких технологий, создаваемых на основе её достижений. Одним из ярчайших примеров таких перспектив является развитие современных технологий, использующих новые достижения молекулярной биологии, генетики и смежных с ними наук. Эти технологии, объединяемые под общим названием «биотехнология», позволяют целенаправленно изменять генетические программы развития и функционирования любого биологического организма. В таком контексте живые существа предстают уже не как целостные творения природы, а как своеобразные конструкции, детали которых можно использовать для создания новых конструкций. При этом в качестве «деталей» выступают не фрагменты их организмов, а фрагменты их генетических программ. Иными словами, конструирование новых организмов идёт не путём рекомбинации органов и частей тел, а путём рекомбинации ДНК.

Методы рекомбинации ДНК, получившие также название генетической инженерии, позволяют соединять фрагменты ДНК, взятых из различных биологических организмов, и тем самым создавать новые биологические организмы. Такой искусственно созданный организм обычно называют генетически модифицированным (GM), но гораздо точнее называть его новым термином – технобионт (technobiont).

В отличие от организмов, полученных традиционными методами селекции и гибридизации, технобионты могут содержать в составе своего генома фрагменты генетических программ любых биологических организмов, вне зависимости от их филогенетического родства. Иными словами, в них может содержаться генетическая информация и от простейшего микроорганизма Escherichia coli, и от самого «венца природы» Homo sapiens, что было абсолютно невозможно для применявшихся ранее методов. Но, благодаря открытию таких широких возможностей по конструированию новых организмов, можно поставить вопрос и о формировании новой окружающей среды – биотехносферы (biotechnosphere).

Биотехнологические методы позволяют использовать существующие в природе генетические программы для создания новых биологических организмов, способных стать основой новых экологически чистых производств, необходимых человеку продуктов, материалов и энергии. В случае их согласования с экологическими законами и императивами такие биотехнологические производства могут стать альтернативой существующим в настоящее время технологиям, в большинстве своём наносящим ущерб окружающей среде и здоровью человека. Преимущества биотехнологии не сводятся только лишь к созданию экологически чистых производств, в ней также сосредоточен потенциал решения глобальных проблем, связанных с истощением исчерпаемых природных источников сырья и энергии, на которых в большинстве своём базируются современные производства. Биотехнология позволяет перейти к использованию возобновляемых ресурсов, избавив тем самым человечество от угрозы возникновения глобального экономического и социального кризиса.

Однако переход к развитию биотехнологических производств возможен только в обществе, избавленном от диктата существующего финансово-производственного комплекса, теснейшим образом ассоциированного с добычей, транспортировкой, переработкой и использованием ископаемых видов топлива и сырья для современной промышленности. Мощь этого комплекса столь значительна, а система принятия государственных решений столь зависима от него, что не приходится удивляться ни медленному развитию биотехнологических производств, ни замалчиванию перспектив их развития. Например, в медицине – той области, где развитие биотехнологии подвергается значительно меньшему давлению – успехи и перспективы биотехнологии освещаются средствами массовой информации. Что же касается производств, способных составить альтернативу технологиям, связанным с функционированием нефтегазового комплекса, то о перспективах биотехнологии в этой сфере «приказано забыть».

Развитие биотехнологии теснейшим образом связано не только с экономическими интересами различных финансовых и экономических структур, но и с моральными и этическими сферами человеческой жизни. Поддерживая гуманистические традиции, некоторые исследователи стараются не выходить за рамки морально дозволенного, проводя свои эксперименты с использованием новейших биотехнологических методов. Однако во многих случаях биотехнологические эксперименты находятся на грани морально допустимого, а зачастую – далеко выходят за рамки дозволенного. Но поскольку категории морали весьма разнятся в различных обществах и социальных группах, то проведение одних и тех же биотехнологических экспериментов оказываются категорически недопустимым, по мнению одних, и вполне допустимым, по мнению других.

Такие противоречия в этических оценках биотехнологических экспериментов вызывают разнобой в юридических документах, регламентирующих проведение этих экспериментов. Сама необходимость в разработке специального законодательства, регулирующего именно биотехнологические исследования, была вызвана главным образом этической стороной этих исследований. В этом отношении биотехнологические эксперименты, особенно те, в которые вовлечены человеческие клетки и эмбрионы, многими рассматриваются как вызов общественному мнению, как вторжение в «святая святых» человека – в его генетическую конституцию. Но, даже будучи проведенными с соблюдением всевозможных существующих юридических процедур, биотехнологические эксперименты не уходят из сферы общественного внимания, не перестают вызывать противоречивые суждения.

В некоторых случаях, юридическая экспертиза биотехнологических опытов привела к тому, что на соответствующие эксперименты был наложен временный мораторий. Что это? Признание проблемы слишком сложной? Попытка уйти от рассмотрения дела по существу? «Тайм-аут», необходимый для трансформации общественного мнения? Однозначный ответ на эти вопросы дать достаточно трудно, если вообще возможно. Этические проблемы, связанные с развитием биотехнологии, действительно весьма сложны. Ещё сложнее – их юридическое решение, закрепление в виде соответствующих законов. Но и не решать эти проблемы, вводить временные моратории, откладывая их рассмотрение по существу на потом, весьма спорное решение.

В то время как соответствующие эксперименты в одних странах будут временно запрещены, другие страны могут значительно продвинуться в своих биотехнологических исследованиях, дойти, например, до стадии производства готовых лекарственных препаратов и, тем самым, надолго закрепить своё лидерство в этой сфере. В результате этого те страны, которые слишком долго откладывают принятие решений, окажутся в положении мировых аутсайдеров, вынужденных покупать зарубежные лекарственные препараты, а не производить их самим. Патентная защита в области биотехнологических исследований и разработок, активно развиваемая в настоящее время, лишь закрепляет это положение.

Существенным фактором, осложняющим принятие конструктивных решений в сфере биотехнологии, является конфликт интересов, проистекающий, с одной стороны, от действительных перспектив практического использования биотехнологических методов, с другой – от стремления законсервировать существующую ситуацию. Сторонники скорейшего использования биотехнологических методов на практике могут выступать как лоббисты тех или иных финансово-коммерческих групп, но и противники развития биотехнологии также могут представлять интересы других финансово-коммерческих групп. В такой же мере сторонники развития биотехнологии могут искренне предлагать новые альтернативные решения существующих экологических и социальных проблем, а противники её развития могут быть искренне обеспокоены теми экологическими и социальными последствиями, к которым могут привести необдуманные решения о быстрой практической реализации потенциальных возможностей биотехнологии.

В этой связи особое внимание должно быть уделено разработке и применению рационального подхода к оценке всех тех выгод и перспектив, которые имеют новейшие методы биотехнологии, и всех тех проблем и опасностей, с которыми может быть связано применение этих методов на практике. Если использовать при принятии решений в этой сфере не рациональные подходы, а исходить из иных оснований, как бы хорошо они ни были озвучены и сколь бы мощные силы за ними ни стояли, то избежать ошибочных решений не удастся, а цена таких ошибок может быть слишком высока. В отдельных случаях, особенно связанных с применением генетически модифицированных организмов вне лабораторных условий, последствия могут быть не просто катастрофичными для природы и человека, но могут приобрести характер глобальный катастрофы, ставящей финальную точку в истории всего человечества.

Разумеется, в настоящее время сама мысль о возможности такой глобальной катастрофы представляется слишком смелой, чтобы быть детально и объективно рассмотренной и обсужденной. Вместе с тем, человечество посредством развития новых технологий уже вышло на потенциальный уровень своего самоуничтожения – даже часть современного ядерного арсенала достаточна для уничтожения не только всего человечества, но и значительной части современной флоры и фауны. Биотехнология позволяет достичь того же результата, но иными методами, однако это, в отличие от опасности ядерных технологий, ещё слишком слабо и мало осознаётся обществом. Биотехнологические эксперименты многим представляются лишь невинными опытами, даже потенциально не способными привести к каким-либо серьёзным последствиям.

Недооценка возможных опасностей, связанных с поспешным практическим применением биотехнологических методов, может весьма негативно сказаться и на развитии самой биотехнологии, и на развитии науки в целом. Достаточно вспомнить ту волну «антиатомных» настроений, которая поднялась после чернобыльской катастрофы и которая привела к тому, что в некоторых странах перспективные программы развития ядерной энергетики были вообще отменены. Можно только очень приближённо представить, какая волна «антибиотехнологических» настроений поднимется после появления «биочернобыля», масштаб и последствия которого могут намного превысить ущерб от чернобыльской катастрофы. В данном случае можно и нужно будет говорить уже не о локальном ударе по одной из высоких технологий, а о мощном ударе по всей научно-технологической сфере, по фундаментальным позициям науки в современном обществе.

Престиж науки в современном обществе уже в значительной мере поколеблен теми громкими катастрофами, которые произошли в XX веке, и теми экологическими последствиями, с которыми связано развитие современных технологий. Антинаучные настроения в обществе начала XXI века оказались вовсе не так слабы, как можно было ожидать ещё в начале XX века. Целый ряд локальных и мировых войн XX века, в которых были использованы новейшие научно-технические достижения, антигуманные опыты над животными и над самим человеком, угроза глобальной ядерной катастрофы, углубляющийся глобальный экологический кризис – всё это автоматически заносится в список «грехов» науки и самих учёных. В результате этого наука в современном общественном сознании уже вовсе не связывается со «светлым будущим человечества», а скорее воспринимается как потенциальный источник настоящих и будущих опасностей.

Так что имеется много социальных и психологических оснований для того, чтобы самым пышным цветом расцвели всевозможные «оккультные науки». Маги, колдуны и волшебники с «учёными степенями» и государственными лицензиями на их деятельность имеют доходы, многократно превышающие зарплату даже ведущих научных работников, профессоров и докторов наук. Более того, в общественном сознании происходит смешение двух совершенно разных понятий – науки и псевдонауки. По своим званиям и титулам их представители неотличимы друг от друга – те же «профессора» и «доктора наук». По названиям учреждений, в которых они работают, их так же невозможно отличить друг от друга – те же академии, институты и университеты. По используемым терминам и другим атрибутам неспециалисту отличить действительно научного работника от псевдоучёного весьма сложно. В результате – масса людей, окончательно дезориентируется. Население может даже переносить остатки своего доверия к науке на псевдонаучные структуры (они и рекламируются лучше и обещают больше). В итоге люди не только бесцельно тратят своё здоровье, время и деньги, но ещё более разочаровываются в науке как таковой.

Дискредитация науки как социального института может иметь весьма далеко идущие последствия. Сегодня, конечно, ещё очень трудно представить, как далеко зайдёт процесс наступления на науку. В какой-то степени сейчас ещё сохраняется влияние того положительного имиджа, который приобрела наука в XIX – начале XX века, когда её достижения в практических приложениях были очевидны и именно с ней связывали прогресс человечества. Однако влияние этого имиджа продолжает ослабевать по мере воздействия на общественное сознание средств массовой информации, с удивительным постоянством путающих науку и псевдонауку, научные достижения и технократическое их использование государством.

Драматизм ситуации состоит в том, что в массе своей учёные отлучены как от средств массовой информации, так и от возможности повлиять на конкретные формы реализации их научных достижений. Научно-познавательные и образовательные программы составляют ничтожную долю современного телевещания, научно-популярные издания тонут в вале псевдонаучной литературы, остаточный подход к финансированию науки, запредельно низкая оплата труда научных работников и многое другое ставит научную сферу в фактически бесправное положение, маргинализирует научное сообщество в современном социуме. В таких условиях реальные возможности самих учёных повысить престиж науки в обществе, ввести в общественное сознание основополагающие принципы рационализма и гуманизма минимальны. Поиском выхода из такого положения должны быть обеспокоены все мыслящие люди современного мира.

Отзывы и предложения направлять по адресу: svet@ihst.ru