Г. В. Гивишвили. ГУМАНИЗМ И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

Глава III. ГУМАНИЗМ КАК СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ

Глава III. ГУМАНИЗМ КАК СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ

§ 12. Почему необходимы перемены в коллективном сознании?

▪ Патриотизм и национализм.
▪ Религиозное чувство.
▪ Социальные инстинкты.
▪ Мораль.

Близость религиозных и национальных чувств свидетельствует, что они потомки общего «родителя» – социального инстинкта. Когда этот инстинкт затмевает разум (здравый смысл), мы говорим о национализме и религиозном догматизме или экстремизме. Тысячу и даже сотню лет назад социальный инстинкт был господином над здравым смыслом почти у всего человечества. Исключения из этого правила были редки как июльский снег в Сочи. «Свои», «наши» считались лучше, чище, благороднее «чужих», «не наших». И никто не смел сомневаться или, еще того хуже, оспаривать эту «прописную истину».

Из национального чувства развились патриотизм и национализм.

Патриотизм – это естественная любовь к своему отечеству. Он проявляется в готовности защищать ее независимость ценой собственной жизни, или трудиться для ее прославления на мирном поприще.

Патриотизм способствует развитию национальной гордости. Но иногда бывает так, что эта гордость пересекает разумную черту и переходит в спесь, когда начинает казаться, будто твоя нация самая-самая, а все прочие – посредственности. Эта спесь порождает национализм (шовинизм).

Национализм есть ложная вера в избранность своей нации, в ее особые достоинства и заслуги. Он проявляется в высокомерном, пренебрежительном отношении к другим народам и провоцирует на агрессию против них при каждом удобном случае.

Идеализируя психические, умственные и иные культурные особенности своей нации, он чернит соответствующие качества других народов. Свои достоинства он преувеличивает, чужие принижает. Свои недостатки он скрывает, чужие выпячивает. Истинный патриот никогда не опускается ни до таких недостойных мыслей, ни до таких жалких чувств.

Религиозные и национальные чувства играли и продолжают играть очень важную роль в жизни каждого человека и общества в целом. Ибо социальный инстинкт призван исполнять в высшей степени значимый двойной долг. С одной стороны, он обязан объединять («склеивать») большие группы людей на добровольных началах. С другой – он должен содействовать стабилизации этих людских союзов и препятствовать их распаду. Инструмент, с помощью которого он исполняет свою, исключительно важную миссию – культурные традиции. Что же заставляет нас, тем не менее, поднимать вопрос о том, что его время если еще и не истекло, то уже близко к тому? Что главенствующие позиции в наших головах и сердцах пора заменять другими помыслами и чувствами? Тому есть много причин, но основных две.

(1) В современных исторических условиях консервативная сторона социального инстинкта препятствует культурному развитию и научно-техническому прогрессу.

Ни одной нации не по силам в одиночку везти «воз» этого прогресса и, тем более, придавать ему ускорение. Древние греки и те остановились на пол дороге. Китайцы изобрели порох, бумагу, шелк, тушь, магнитный компас. Это не спасло их материальную культуру от застоя и деградации. Дело дошло до того, что к концу XIX в. Китай оказался в хвосте мировой цивилизации. Между тем, в становлении европейской науки внесли свою лепту все европейцы – англичане и французы, немцы и итальянцы, русские и поляки и т. д. Нынче большинство лауреатов Нобелевской премии по естествознанию – американцы… выходцы со всех краев света.

С другой стороны, нет ни одного примера, чтобы буддизм или ислам поощряли научное творчество. Всплеск интереса к естествознанию, возникший в исламском Средневековье, был благополучно задушен руками мусульманских богословов. А труды Улугбека и Аль Бируни, Ибн-Сины и Аль-Фараби не продвинули ни на миллиметр материальную культуру исламского мира, не привели его в движение.

Что же касается отношения христианской церкви к естествознанию, то и тут все достаточно ясно. Стоит лишь сослаться на страшную участь Бруно, Сервета и Ванини, окончивших жизнь на кострах инквизиции за свое вольнодумство. А какой взрыв негодования вызвала у церковников теория Дарвина! И то, что европейцам все же удалось преодолеть сопротивление церкви, заслуга гуманизма, который крепил дух любознательных, побуждая их не страшиться преград.

Между тем, никто не должен заблуждаться: без поддержки научно-технического прогресса человечество не проживет и столетия. Ибо нас уже сегодня более шести миллиардов и с каждым годом становится все больше. При этом ресурсы питьевой воды и чистого воздуха не увеличиваются. А площади плодородных земель и запасы не восполняемой энергии даже сокращаются. Если наука не найдет приемлемый для всех выход, то борьба за выживание столкнет лбами все народы. И тут уже не поможет ни христианская любовь, ни исламское братство, ни буддистская кротость.

(2) Сами по себе ни вера в богов, ни национальные чувства не изменяют нравственность человека к лучшему.

Это, правда, не касается патриотизма. Нравственность проявляется в доброжелательном отношении к человеку, прежде всего к конкретным, окружающим нас людям. Но не только к близким и друзьям, но и к коллегам, соседям, и даже к незнакомцам, с которыми сталкивают нас обстоятельства в школе и на работе, на улице и в транспорте. Религиозное же и национальное чувство велит ставить вперед не человека, а бога и нацию. Но этого им мало, они требуют большего – безусловно жертвовать собой, своей жизнью во имя бога и спасения, либо во имя общего, государства.

Социальный инстинкт у некоторых развит так сильно, что заглушает даже великий инстинкт самосохранения, например, у исламских самоубийц в Палестине. Правда, здесь все не так просто. Одно дело – подвиги А. Матросова и Н. Гастелло. Истинные патриоты, защищавшие Родину от смертельной опасности, нависшей над нею, они стали достойны благодарной памяти потомков. И совсем другое дело – японские пилоты, топившие своими самолетами американские корабли в Пёрл-Харборе. Они жертвовали жизнями в честь своего бесславного императора. И вовсе уж позорное дело, которое совершили мусульманские фанатики 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне, предавшие смерти тысячи неизвестных им людей, повинных только в том, что они чужой, «не истинной» веры.

Но провоцирование войн с «неверными» и «чужаками» – это лишь одна темная сторона социального инстинкта. Другая её негативная сторона проявляется в обыденной жизни. Известна закономерность: чем ниже уровень жизни общества, тем сильнее разъедают его организованная и стихийная преступность. Это правило справедливо даже в пределах одной страны. Сицилия – самый бедный регион Италии. Но поистине всемирную «славу» она приобрела благодаря не бедности, а мафии, ставшей притчей во языцех. Между тем, лукавые сицилийские мафиози не забывают подчеркивать свою лояльность церкви и предпочитают, чтобы их считали добропорядочными католиками. Нередко так получается, что вера – это одно, а мораль – нечто совсем иное.

Во всяком случае, сегодня стало очевидным, что между религиозностью и уровнем морального поведения нет прямой зависимости. Скорее наоборот, чем выше культура общества, образованность и правосознание населения, тем менее религиозным является такое общество ⁶.

Прискорбно, когда социальный инстинкт подавляет здравый смысл у рядовых людей. И уж совсем беда, когда он лишает рассудка власть предержащих. Есть выражение: власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно.

Граф Лев Толстой принадлежал к избранной элите – высшим кругам российского дворянства. И вот как он описывал впечатления своей юности: «Я всею душою желал быть хорошим; но я был молод, у меня были страсти, а я был один, совершенно один, когда искал хорошего. Всякий раз, когда я пытался высказывать то, что составляло самые задушевные мои желания: то, что я хочу быть нравственно хорошим, я встречал презрение и насмешки; а как только я предавался гадким страстям, меня хвалили и поощряли. Честолюбие, властолюбие, корыстолюбие, любострастие, гордость, гнев, месть – всё это уважалось. Отдаваясь этим страстям, я становился похож на большого, и чувствовал, что мною довольны…

Без ужаса, омерзения и боли сердечной не могу вспомнить об этих годах. Я убивал людей на войне, вызывал на дуэли, чтобы убить, проигрывал в карты, проедал труды мужиков, казнил их, блудил, обманывал. Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство. Не было преступления, которого бы я не совершил, и за все это меня хвалили».

Толстой полагал, будто зло безнравственности исходило, в частности, и от церкви, которая, как он считал, искажает истинное учение Христа. (За что церковь как раз и предала его анафеме.) Но он не увидел в этом учении главного, что оно – прекраснодушная утопия. Легко поверить в то, что она была порождена горячим сочувствием и желанием помочь человеку обрести душевный покой в этом несправедливом, жестоком мире. Но, как и всякая утопия, она далека от реальной жизни. Ею без труда могут злоупотреблять люди с нечистой совестью и порочными страстями. Что они и делают, продолжая творить зло именем добра.

Так что, подводя черту под вопросом о социальном инстинкте, объективность требует признать следующее.

Было время, когда и религиозное и национальное чувства играли важную позитивную роль в становлении и укреплении мировой цивилизации. Однако далеко не всё, что казалось нормой тысячу лет назад может быть приемлемым сегодня. Обычаи прошлого не имеют права отрезать нам дорогу в будущее.

Можно спросить, почему? Потому, что прошлое, с точки зрения статистики, выглядит вот как. За последние 5500 лет, т. е. за время существования цивилизации, лишь 300 лет были мирными. В оставшееся время человечество участвовало в 14500 войнах. То есть каждый год велось 2 – 3 войны. Они унесли примерно 3.540.000 человеческих жизней (без учета двух последних мировых войн). Что в первую очередь заставляло людей без конца убивать друг друга? В первую очередь – национальные и религиозные амбиции и противоречия, обусловленные экономическими причинами. Хотим ли мы, чтобы эта традиция сохранилась и впредь? Если нет, то нам стоит постараться забыть о том, что нас разъединяет, и чаще вспоминать о том, что объединяет. А объединяет нас человечность, т. е. гуманизм.

Темы для обсуждения

1. Как относятся мировые религии к социальному прогрессу?

2. Каковы очевидные последствия «замораживания» культурного прогресса?

⁶ По крайней мере, такова ситуация в современной Западной Европе.