Содержание сайта =>> Российское гуманистическое общество =>> «Здравый смысл» =>> 2005, № 3 (36) |
ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Лето 2005 № 3 (36)
ОТВЕТ БОГОСЛОВУ
Атеизм – не вера, |
|
Недавно в еженедельнике «Аргументы и факты» появилась статья профессора Московской духовной
академии М. Дунаева [1]. Богослов решил высказать возражения на атеистические статьи
академика В. Л. Гинзбурга. Похвально. В. Л. Гинзбург давно предлагал
богословам начать широкую дискуссию с атеистами [2]. С его предложением согласился и
Президент России В. В. Путин:
Долго богословы не решались ответить атеистам. Наконец свершилось! Не буду затрагивать, мягко
говоря, не совсем корректные высказывания М. Дунаева, касающиеся личности
В. Л. Гинзбурга. Известный во всём научном мире академик и нобелевский лауреат не
нуждается в моей защите. Поэтому сразу перейду к теме. Итак, цитата из статьи М. Дунаева:
Полагаю, профессор ошибается: наука так не «глаголет». Так «глаголет» он сам, в силу того, что, имея о науке довольно смутное представление, пытается рассуждать и даже поучать учёных о предмете науки.
Сразу же внесу ясность по «важнейшему вопросу» из этой цитаты. Если речь о естественных науках, то эти науки никогда не ставили, не ставят и, полагаю, не будут ставить перед собой вопрос о «смысле жизни человека». Это – не их прерогатива. Естественные науки изучают окружающий Мир, изучают и самого человека, но рассматривают его лишь как объект этого Мира. Применяя методы, выработанные в многовековом процессе познания, естественные науки прежде всего выявляют существование объектов и явлений, доступных на сегодняшний день для изучения, изучают свойства и характеристики этих объектов и явлений, связи между ними, строение объектов, динамику развития явлений, условия, в которых существуют объекты и проистекают явления.
Если же М. Дунаев ведет речь о гуманитарных науках, к которым относятся философия, социология, психология (хотя психология в немалой части – это и естественная наука), и о других гуманитарных составляющих человеческого бытия (гуманизме, этике), то – это уже другая сторона вопроса. Эти – гуманитарные – составляющие рассматривают поведение человека и как индивидуума и как части социума, изучают поведение отдельно взятого человека и общественных образований. И, конечно же, стремятся выявить побудительные мотивы, определяющие человеческую деятельность и смысл этой деятельности. Полагаю, что сюда следует отнести и вопрос о смысле человеческой жизни «вообще». Однако, не будучи специалистом в гуманитарных предметах, воздержусь от дальнейших суждений по этим вопросам и не обижусь, если профессионалы-гуманитарии сочтут эти мои рассуждения дилетантскими.
Далее постараюсь рассмотреть некоторые аспекты взаимоотношений «наука – религия» только с
позиции естественных наук. Продолжу начатую цитату из статьи М. Дунаева: «Но, может,
наука
Наверное, было бы естественно, если бы профессор богословия описал свое богословское миропонимание, рассказал о существующих сложностях в нём, о достижениях богословской мысли, скажем, за последние десятилетия, о методах, которыми богословие стремится постичь тайны мироздания, о сегодняшних задачах, которые богословы ставят перед собой, в стремлении проникнуть в эти тайны. А затем со своей, богословской, позиции сравнил бы богословские методы, задачи, сложности и достижения с аналогичными, существующими в науке. При этом, разумеется, не будучи специалистом в научном познании, он должен был бы обратиться к публикациям признанных учёных. В частности, при сравнении богословских и научных взглядов из области астрономии или физики не грех было бы воспользоваться двумя не столь давними публикациями именно В. Л. Гинзбурга [4, 5]. Вместо этого в первых же фразах (после прелюдии) М. Дунаев пишет: «По Гинзбургу: наука – единственный свет в окошке, а религия – сущий вздор и досадное заблуждение, никому не нужная мистика. Вновь вытаскивается на всеобщее обозрение давнее заблуждение о непримиримом антагонизме между наукой и религией. Однако религия вовсе не против науки, но против научной идеологии, против претензий науки на обладание полнотою истины».
Автор противоречит сам себе: с одной стороны, он отрицает существование антагонизма между наукой и религией, но с другой – здесь же утверждает, что научная идеология для религии неприемлема. Правильнее говорить не об идеологии, а о методологии. К идеологии науки можно, пожалуй, отнести лишь её цель – изучение окружающего Мира. Исходя из слов М. Дунаева, можно предположить, что такая цель неприемлема для религии, но это – проблема религии, но не науки.
Указанное противоречие говорит о непонимании автором того, что же представляет собой наука. В действительности наука не есть просто совокупность суждений, утверждений или даже научно установленных фактов, теорий и гипотез, формирующих научную картину Мира. Факты, теории и гипотезы – важнейшая составляющая науки, но не единственная. Остальное – методы изучения, т. е. именно методология, но никак не идеология. Научные факты и теории на каждом этапе развития науки представляют собой основу – сегодняшнее знание. На этой основе строится новое знание. И строится не абы как, а методами, выработанными многими поколениями людей, которые познавали окружающий Мир как путём размышления о его устройстве, так и – что более важно – путём многочисленных проб и ошибок. Этот путь проб и ошибок положил начало основному методу научного познания – наблюдению и эксперименту.
Наука – это прежде всего процесс изучения окружающего Мира. Поэтому второй составляющей науки, не менее важной, чем факты, является именно методология – совокупность приёмов, используя которые, наука устанавливает научные факты, т. е. приобретает знание об объектах и явлениях окружающего Мира и отделяет суждения о действительно существующих объектах и явлениях от суждений о мнимо существующих, т. е. вымышленных.
Суждение о существовании объекта или явления (далее – суждение о существовании) рассматривается наукой как адекватное действительности тогда и только тогда, когда оно доказано научными методами, основным из которых является экспериментальное наблюдение этого объекта или явления. Причём наблюдение не единичного случая, а в многочисленных экспериментах, проведённых различными, независимыми друг от друга исследователями в различных научных лабораториях. Каждый эксперимент рассматривается научным сообществом как состоявшийся лишь после публикации отчёта о нём с указанием всех его особенностей и существенных деталей, позволяющих другому исследователю в другой лаборатории этот эксперимент повторить. Только после такой процедуры доказательства, при достижении положительных результатов во всех без исключения экспериментах, суждение о существовании переходит в статус знания.
Некоторые суждения о существовании, не имеющие статуса знания, рассматриваются наукой как предположительные. Такие суждения называются гипотезами. Выявление из всевозможных суждений о существовании таких, которые соответствуют статусу гипотезы, – один из важнейших этапов научного познания. Недоказанное суждение о существовании приобретает статус гипотезы только в том случае, если оно базируется на ранее полученном знании и логически из него следует.
Умение науки отделять суждения о существовании, имеющие статус знания или гипотезы, от всех других – произвольных суждений о существовании, можно назвать основным принципом научного познания. Этот принцип эмпирически формировался многие тысячи лет в процессе познания человеком окружающего Мира.
Возьмем хорошо известный из истории науки простой, но показательный пример выдвижения гипотезы и превращения её в знание. В 1846 г. французский учёный У. Леверье, используя экспериментально доказанную к тому времени теорию тяготения Ньютона и результаты наблюдений планет Солнечной системы, рассчитал местоположение и основные характеристики новой неизвестной планеты, позже названной Нептуном. В том же году немецкий учёный И. Галле на основании расчётов Леверье впервые произвёл прямое наблюдение этой планеты. Затем планету стали наблюдать и в других обсерваториях.
Сегодня не вызывает сомнения, что суждение о существовании планеты Нептун – это знание. Но с какого момента оно приобрело такой статус? Рассмотрим два периода. Первый – с того дня, когда Леверье произвёл свой расчёт и до первого наблюдения Галле. И второй – со дня первого наблюдения до наших дней. В первый период вряд ли даже сам Леверье высказал бы суждение о существовании новой планеты в форме: «Я знаю, что такая планета существует». Да, был сделан расчёт, но Леверье мог ошибиться, могли быть неточными наблюдения планет, на основе которых он этот расчёт произвел. Можно было предположить наличие и других, совершенно неизвестных, факторов, которые могли привести Леверье к ошибочному выводу. Таким образом, в первый период суждение о существовании новой планеты ещё не могло рассматриваться как знание. Но расчёт Леверье был основан на предшествующем знании – на наблюдениях планет и на теории Ньютона. Поэтому уже в первый период суждение Леверье имело статус гипотезы.
Перейдём ко второму периоду. Можно ли сказать, что с момента первого наблюдения новой планеты суждение о её существовании сразу же получило статус знания? Пожалуй, нет. Галле тоже мог ошибиться или принять желаемое за действительное. Единственного наблюдения для перехода суждения о существовании из статуса гипотезы в статус знания было всё же недостаточно. Обычно в таких случаях говорят, что гипотеза получила экспериментальное обоснование, но пока осталась гипотезой. Можно сказать, что с момента первого наблюдения гипотеза о существовании новой планеты начала переходить в статус знания, но этот переход ещё не был завершён. Окончательно суждение о существовании новой планеты стало возможным рассматривать как знание лишь после проведения аналогичных наблюдений другими, независимыми исследователями. Только после этого суждение о существовании планеты Нептун из статуса гипотезы перешло в статус знания.
Пойдём далее по статье М. Дунаева. Оставим «на десерт» богословскую доктрину о «неслиянном трисоставном единстве тела, души и духа» и обратимся к следующей выдержке: «Повторим давнюю банальнейшую истину: атеизм также основан на вере, как и религиозное мировоззрение: если оно зиждется на вере в бытие Бога, то атеизм – на вере в небытие Бога. Да ведь и любая наука строится на некоторых аксиомах, принятых без доказательства, то есть на веру. Что ж, каждый волен верить, как ему заблагорассудится, только зачем несовершенные методы собственной веры объявлять абсолютными?»
Начнём с «аксиом». Термин «аксиома» применяется в математике, но не в естественных науках. Все естественнонаучные теории или основаны непосредственно на экспериментальных предпосылках, или являются обобщением других, более частных теоретических представлений, которые, в свою очередь, тоже были основаны на экспериментальных предпосылках. Исходные предпосылки естественнонаучных теорий и сами теории рассматриваются как знание в силу того, что все следствия этих теорий соответствуют результатам экспериментов. Исследователь-естественник наблюдает существующий Мир и, опираясь на наблюдения, создаёт его приближенную модель – научную теорию. Основной задачей исследователя-естественника является уточнение исходных предпосылок путём наблюдения существующего Мира и изменение созданной модели таким образом, чтобы следствия, вытекающие из этой модели, тоже наилучшим образом согласовывались с наблюдениями существующего Мира.
Математик, создавая теорию, одновременно создаёт свой собственный, абстрактный мир, полностью адекватный этой теории и от этой теории зависимый. Поэтому он может принять исходные предпосылки независимо от наблюдений существующего Мира – неизменные и абсолютные для его построений. Такие предпосылки и называются аксиомами. Так, например, если оставаться в абстрактном мире геометрии Евклида, то внутри этого мира аксиома о параллельных прямых является и всегда будет являться абсолютной и неизменной истиной.
Теперь обратимся к более сложному вопросу: что такое «вера»? Рассмотрим этот вопрос с точки
зрения науки, богословскую трактовку оставим богословам. К научным суждениям о
существовании относятся лишь такие, которые имеют статус знания или гипотезы. Любые другие
суждения о существовании наука не расценивает как научные и вообще не рассматривает.
В частности, наука никогда не рассматривает как научное любое суждение о существовании,
основанное лишь на фантазии конкретного человека или группы людей (сколь бы велика и
авторитетна ни была эта группа). Если суждение о существовании не претендует на статус
научного, например имеет обиходный характер, то наука просто проходит мимо, вообще его не
замечая. Другое дело, когда
Суждение о существовании, не являющееся научным, но представляемое обществу от имени науки, расценивается наукой как псевдонаучный вымысел. А отношение человека к псевдонаучному вымыслу как к знанию, с точки зрения науки, следует называть верой в псевдонаучный вымысел.
|
Термин «вера» может употребляться в различных значениях. И хотя в контексте настоящей статьи достаточно только что определённого, следует отметить, что любая вера чужда науке даже в тех случаях, когда речь идёт о научных суждениях. Так, на вопрос: «Верите ли Вы в существование планеты Нептун?» человек, знакомый с наукой, скорее всего, пожмёт плечами: «Вообще говоря, я знаю, что планета Нептун существует». Учёный не будет употреблять термин «вера» не только в научной статье, но, как правило, и рассказывая широкой аудитории об исследованиях из области науки, в которой он является специалистом. При наличии знания вера не требуется. В то же время имеется много вопросов, на которые у науки нет ответов. Комментируя их, настоящий учёный не будет уподобляться псевдоучёному, выдавая псевдонаучный вымысел за знание, и даст единственно возможный честный ответ: «не знаю». Даже в обиходном общении с коллегами редко кто из учёных скажет «верю» или «не верю».
Следуя одному из важнейших принципов гуманизма – свободе совести – и учитывая
исторические и этические аспекты человеческого бытия, наука не вмешивается в отношения
богословов с обществом, т. е. проявляет по отношению к богословию упомянутую
М. Дунаевым политкорректность. А вот богословы постоянно пускаются в рассуждения о
науке, публично дают оценки научным взглядам – в частности, распространяют мнение о
том, что наука основана на вере. Подобные действия привносят в общество негативное отношение
к науке, убеждают не знакомых с наукой людей в том, что учёные выдают свою «научную веру» за
знание, т. е. фактически обманывают общество. Некоторые богословы идут дальше, выставляя
науку как часть
Подчас с помощью симбиоза богословской схоластики и наукообразной галиматьи богословы создают некий научно-богословский суррогат, выдают этот суррогат за знание и, внедряя его в сознание людей, одновременно внедряют и религиозные верования. Интересный пример – статья дьякона А. В. Кураева [8], в которой он для создания такого суррогата слегка перетолковывает Библию в сторону научных взглядов. Смысл понятен – убедить читателя в том, что если Библия не противоречит науке в малом, то она не противоречит ей и в целом, а значит, и религия не противоречит науке (см. об этом [9]). С другой стороны, богословы стремятся представить себя обществу интеллектуалами, рассуждающими о науке и к науке причастными. Так, патриарх РПЦ А. М. Ридигер постоянно именует богословие «наукой», пытаясь убедить общество в единстве науки и религии и, декларируя это единство, поднять авторитет богословия до уровня авторитета науки.
Цели богословов вполне банальны – этими действиями они пытаются «убить сразу трёх
зайцев».
Да… богословы сознают, что религиозное образование само по себе, без опоры на науку, –
маргинальный уровень. Но понимают, что включить в программы религиозных учебных заведений
преподавание научных дисциплин во всей их полноте – значит рубить сук под богословием.
Это – рассказывать учащимся о происхождении жизни на Земле, в том числе человека, об
устройстве и образовании Вселенной. На фоне сегодняшних знаний библейское повествование о
сотворении Мира выглядит жалким подобием сказок про
Действительно, учащийся, мало-мальски усвоивший основы научного мышления, прочитав слова М. Дунаева: «Человек совершает своё бытие в неслиянном трисоставном единстве тела, души и духа», рассудит так: а откуда уважаемый профессор извлёк это «трисоставное единство»? И где аргументы, которые могли бы превратить это суждение в гипотезу? И почему профессор не предложил эксперимент, с помощью которого можно было бы доказать существование всех составляющих этого «единства», т. е. превратить это суждение в знание? Здесь же не идёт речь о чуде? Значит, эксперимент должен быть повторяемым. Вот и пусть доказывает экспериментально, а пока не морочит мне голову своим пустословием…
Да… внедрять научные идеи в религиозное образование опасно для богословия. Но очень уж
обидно на фоне образованного общества выглядеть малограмотными маргиналами. И если
невозможно без ущерба для богословия подтянуть религиозное образование до уровня современного
миропонимания, то надо сделать другой, совершенно банальный, ход – опустить планку
общего образования на свой, богословский, уровень – лучше быть первыми на деревне, чем
последними в городе. Именно эту идею – внедрить богословие в научно-образовательный
процесс – и пытается реализовать РПЦ последние
Таким образом, богословы, с одной стороны, отрицают разногласия между наукой и религией, именуют богословие «наукой», вмешиваются в отношения науки и общества, требуют включить богословские предметы в программы научно-образовательных заведений. Но, с другой стороны, отказываются признавать научные методы исследований и научные оценки суждений о существовании, стремятся опорочить науку и учёных, которые разъясняют обществу суть науки и научного познания. Такое, совершенно неэтичное, поведение богословов вполне позволяет и науке, защищаясь от богословских инсинуаций, открытым текстом высказываться о богословии с научных позиций.
Как показывает практика (см., напр., [11]), богословы не в состоянии привести никаких аргументов, способных превратить религиозные суждения о существовании не только в знание (пусть бы заодно рассказали, что есть знание с их точки зрения), но и в гипотезы (если богословие вообще совместимо с таким понятием). Богословские суждения о существовании не исследовались экспериментально, не следуют из ранее полученного знания и поэтому, с точки зрения науки, имеют статус псевдонаучного вымысла. А религиозная вера – это типичная вера в псевдонаучный вымысел.
|
Профессор М. Дунаев предлагает науке экспериментально доказать несуществование Бога,
души, Горнего мира:
Теперь об атеизме. В очередной раз (см., напр., [12]) повторю: атеизм – не религия, не идеология и даже не мировоззрение. Атеизм – это всего лишь неприятие религиозных верований. Если атеист знаком с наукой, то его атеизм основывается на том самом основном принципе научного познания, в соответствии с которым объект или явление рассматривается существующим в том и только том случае, если доказано его существование. Такой атеизм логично назвать научным атеизмом, ибо он основан непосредственно на научной методологии и, следуя этой методологии, осознанно отвергает религиозную веру в псевдонаучный вымысел. Может ли существовать другой – «ненаучный» атеизм, основанный на вере? Пожалуй, может. Например, человек может не верить в псевдонаучный вымысел, даже не будучи знаком с научной методологией, но верить авторитету науки и учёных. Такой атеизм можно назвать атеизмом веры. Но здесь термин «вера» имеет существенно другое значение, и даже в таком атеизме веры присутствует неверие в псевдонаучный вымысел. Любой атеизм – это неверие в псевдонаучный вымысел.
Часто термином «атеизм» называют атеистическую деятельность – противодействие со стороны атеистически настроенной части общества внедрению в общественное сознание религиозных верований. В этом смысле атеизм можно рассматривать как инструмент, с помощью которого общество, вооружённое научными знаниями и научной методологией, защищается от воинствующего богословия.
Само по себе богословие для науки не опасно, наука его просто не замечает. Но лишь до тех пор, пока богословы не пытаются препятствовать развитию науки. В этом случае наука даёт и будет давать таким попыткам отпор. Пока богословы выступают от своего имени и не затрагивают науку, к ним нет претензий: религия имеет право на существование. Но когда они начинают выступать от имени науки, обманывать общество, отождествляя богословие с наукой, утверждать, что между наукой и религией нет противоречий, они превращаются в псевдоучёных, а все их проповеди – в типичную псевдонауку, по сути – в умышленную ложь.
Так что, уважаемые богословы, может быть, не будем «путать божий дар с яичницей»? А лучше договоримся: пусть учёные тачают свои сапоги своими – научными – методами и рассказывают обществу об этих своих методах и своих результатах со своих, научных позиций, в своих научно-образовательных заведениях. А богословы пусть пекут свои пироги своими – богословскими – методами (и даже тачают сапоги, но свои!) и тоже рассказывают об этом обществу, но со своих, богословских, позиций, от своего имени и в своих религиозно-образовательных заведениях.
А коль скоро у богословов проявляется желание примерить «учёные сапоги», то… и ходить
в них надо
Литература и Web-ссылки