ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Весна 2006 № 2 (39)

РЕПЛИКИ И ОТЗЫВЫ

	Гиперкритицизм и здравый смысл О статье Владимира Цаплина «Здравый смысл и стереотипы» 1
	Лев Фонталин

татья Владимира Цаплина отражает естественное стремление периодически обновлять устоявшиеся взгляды в соответствии с быстро меняющейся жизнью. Подобное занятие, однако, требует от автора очень серьёзного подхода, солидного научного багажа и строгой логики. Как говорили в старину, по амбиции амуниция.

У В. Цаплина широкий замах. Тут критика и понятия «духовность», и понятия «нация», и теории естественного отбора, и генетической теории альтруизма, и даже нечто вроде собственной теории происхождения жизни и происхождения человека. Автор подкрепляет собственные суждения обширными цитатами из произведений братьев Стругацких и Станислава Лема, которых он, видимо, считает высшими научными авторитетами в данных вопросах. И все эти откровения уложились всего в три страницы журнального текста.

Следует ли дискутировать? Следует, поскольку статья В. Цаплина, как я с удивлением убедился, нашла положительный отклик в умах некоторых уважаемых мною людей. В отличие от В. Цаплина, ограничусь лишь некоторыми из затронутых им вопросов.

Итак, понятие «нация». Призывы автора звучат чрезвычайно прогрессивно, чрезвычайно либерально: не следует делить людей на нации, на «наших» и «не наших», не надо подчёркивать национальную самоидентификацию. Автор осуждает «миф о природной обусловленности деления людей на нации», считает национальные различия в быте и традициях «случайными и условными» и под конец проповедует космополитизм, якобы адекватно отражающий реальность. Аргументацию подменяет нехитрый (хотя и неверный) силлогизм: признание объективного существования нации якобы ведёт к национализму, а последний – к фашизму.

Понятно, что высказывания авторов ласкают слух многих людей, уставших от межнациональных «разборок» (особенно – представителей угнетаемых нацменьменшинств), а также учёных и технократов, поскольку наука и техника в принципе космополитичны. Существует, однако, коренная разница между благими пожеланиями и реальностью. И в реальности нации действительно существуют, нравится нам это или нет. Не мы делим человечество на нации – так распорядилась госпожа История. Нации – это, конечно, не какие-то особые «породы людей», но и не «случайные особенности быта и традиций». Это исторически возникшие общности людей со своим языком, культурой, обычаями, со своими моральными ценностями и своими предрассудками. В ходе разнообразных исторических процессов нации появлялись, дробились, сливались, исчезали.

В современном мире наблюдаются, по-видимому, два противоположных процесса: объединение наций с близкой культурой в своего рода «суперэтносы» (иногда их называют «цивилизациями») и разрастающийся конфликт между психологически несовместимыми суперэтносами. Всё это крайне далеко от космополитического идеала.

Признание объективного существования наций не носит «оценочного» характера (деления на «хорошие» и «плохие» нации) и не является национализмом – так же, как признание различий между мужчинами и женщинами не является «мужским шовинизмом». Оно не отрицает также высокой индивидуальной вариабельности внутри каждой нации. Отмечу, кстати, что и национализм отнюдь не всегда ведёт к фашизму. Итальянские карбонарии, польские повстанцы против гнёта царской России, а также русские славянофилы были бесспорными националистами, но в то же время сторонниками демократии.

Отрицание действительности никогда не доводит до добра: от замалчивания этнических конфликтов страдают в первую очередь их жертвы. Это соображение, однако, не смущает В. Цаплина. В своей статье он кощунственно ставит на одну доску судей Нюрнбергского трибунала с преступниками: все они, оказывается, разделяли «мнение-предрассудок», будто существует такая нация – евреи. Именно этот «предрассудок», как полагает Цаплин, заслуживает осуждения. Получается, таким образом, что у главарей «Третьего Рейха» просто ошибочка вышла: сожгли сдуру шесть миллионов человек, думая, что это евреи, а такой нации вовсе даже и нет. Не было, оказывается, никакого геноцида – только некоторое недоразумение: не читал Адольф Гитлер В. Цаплина. А если бы прочёл? Был, оказывается, прецедент: некий корифей всех наук, большой знаток национального вопроса, совершенно независимо от В. Цаплина пришёл к тому же выводу: нет такой нации – евреев. Что, однако, не помешало ему избирательно сажать и даже расстреливать этих самых, которые не нация, – одних за «буржуазный национализм», других, наоборот, за «космополитизм». Не всё ли равно?! Был бы человек, а статья найдётся.

Сейчас, в эпоху тесного контакта разных суперэтносов и связанных с этим конфликтов, чрезвычайно опасна недооценка особенностей менталитета людей с иными культурно-историческими традициями, особенно опасна наивная вера во всеобщность либерально-демократических ценностей. Миролюбие и стремление к компромиссу часто рассматриваются другой стороной как слабость, гуманитарная помощь – как хитроумная уловка, а свободные выборы приводят к власти фанатиков-экстремистов. Такова горькая цена нежелания смотреть правде в глаза, стремления подменять действительность благородной космополитической мечтой.

За признание существования наций и за деление их на «наших» и «не наших» В. Цаплин неоднократно осуждает мои рецензии ² на двухтомник А. И. Солженицына «200 лет вместе». Первый упрёк охотно принимаю, но заслуживаю снисхождения, поскольку делю «вину» со всем человечеством (исключая В. Цаплина). Второе обвинение, полностью голословное, категорически отвергаю, поскольку не повинен ни в тенденциозном подборе фактического материала, ни в тенденциозном его освещении, ни в восхвалении, либо, наоборот, очернении какого-либо народа.

От национального вопроса В. Цаплин переходит к разрушению стереотипов в биологии, сосредоточив своё внимание на проблемах антропогенеза. Подвергая критике развитую В. А. Ляшенко в статье «Биологические аспекты гуманизма» ³ гипотезу В. П. Эфроимсона о генетических предпосылках альтруизма, он проводит резкую грань между поведением общественных (стадных) животных и общественным поведением человека. В первом случае поведение, как считает автор, полностью запрограммировано инстинктом, во втором случае оно «развилось как осознанная целесообразность». Самую социальность человека он считает «побочным и случайным» явлением.

Здесь многое либо упрощено, либо неверно. Человек был «общественным животным» ещё в «дочеловеческой» стадии своей эволюции. Его социальность являлась важнейшим фактором антропогенеза, способствуя возникновению речи и обеспечивая «коллективную память» – передачу из поколения в поколение новых навыков изготовления орудий, добывания огня и т. п. Пребывание в стаде (стае) требовало от «прачеловека» ограничения агрессивности, а также участия в ряде коллективных действий (защита детёнышей и других членов стада от хищников и т. п.). Эти правила поведения у общественных млекопитающих частично запрограммированы генетически, частично воспитываются в ходе индивидуального развития.

Те программы, которые противоречат инстинкту самосохранения (индивидуальный риск и взаимопомощь при коллективной обороне или охоте, уступка части добычи детёнышам и другим членам стаи) мы можем назвать альтруистическими, хотя, как показал В. П. Эфроимсон, они в конечном счёте оправданы естественным отбором. Прообразом альтруистических программ мог служить материнский инстинкт. В процессе «очеловечивания» социальные связи укреплялись и разнообразились, дифференцировались социальные роли, и над первоначальными генетическими программами надстраивались правила поведения, регламентируемые обычаями. Обычаи – вовсе не «осознанная целесообразность», их основания зачастую фантастичны, но они поддерживаются естественным отбором, поскольку способствуют выживанию общины. И лишь на высшей стадии антропогенеза возникли рационально обоснованные и осознанные правила поведения.

Есть, однако, основания полагать, что старые наследственные программы альтруизма всё ещё сидят в подкорке нашего мозга. Это они бросают человека (иногда не умеющего плавать) спасать тонущего ребёнка, либо защищать несправедливо обиженных, либо (в войну) – на вражескую амбразуру. Акты самопожертвования трудно объяснить доводами холодного рассудка, недаром наши романтически настроенные предки называли их «доводами сердца». Но они могут быть и обдуманными, когда альтруистические эмоции получают санкцию рассудка.

Наличие альтруистических инстинктов не отменяет инстинкта самосохранения. Здесь, как и при регуляции любых жизненных функций, имеются, как минимум, две возможности, тянущие в разные стороны. Поэтому акты альтруизма отнюдь не повседневны. Перевес в ту или другую сторону определяется воспитанием и жизненным опытом человека. Ими же определяется направленность альтруистических эмоций. Всем этим человеческий альтруизм существенно отличается от альтруистических инстинктов животных.

Разумеется, в концепции В. П. Эфроимсона ещё много спорных моментов, но она вполне имеет право на существование.

Оставим без комментариев критику В. Цаплиным теории естественного отбора Чарльза Дарвина: старику ещё и не то приходилось выслушивать за сто с лишним лет. Отмечу лишь, что, отвергнув теорию Дарвина, В. Цаплин вынужден рисовать картину эволюции в туманно-возвышенном стиле натурфилософов XVII в.: «Природа наделила все свои создания приспособительными признаками и умениями, проявив выходящую за рамки воображения изобретательность». Воистину полна чудес могучая природа: захотела – и наделила. А не прояви она изобретательность – и эволюции бы не было. Как говорят религиозные люди, «на всё воля Божья». То бишь природы.

Подводя итоги, следует признать, что предпринятая В. Цаплиным попытка ревизовать стереотипы мышления оказалась неудачной. Из чего, конечно, отнюдь не следует, будто нет «священных коров», подлежащих закланию. Но это уже другая песня.

¹ Здравый смысл. 2005. № 4 (37). С. 49 – 51.

² Фонталин Л. Юдофобия под маской исторического исследования // Здравый смысл. 2002. № 4 (25). С. 40 – 45; Он же. Нужны ли России евреи // Здравый смысл. 2003. № 4 (29). С. 33 – 39.

³ Ляшенко В. Биологические аспекты гуманизма // Здравый смысл. 2003. № 4 (29). С. 10 – 12.